Холодная война. Новая история

"Ни в коем случае нельзя рассматривать все произошедшее в негативном свете", - сказал он Бушу во время их первой встречи на высшем уровне, состоявшейся на Мальте в декабре 1989 года:

Нам удалось избежать крупномасштабной войны в течение 45 лет. . . [C]онфронтация, вызванная идеологическими убеждениями, также не оправдала себя. . . . [Не оправдала себя и ставка на неравноценный обмен между развитыми и слаборазвитыми странами. . . . Методы "холодной войны" ... потерпели поражение в стратегическом плане. Мы это осознали. А простые люди, возможно, понимают это еще лучше.

Советское руководство, сообщил американскому президенту советский лидер, "долго размышляло над этим и пришло к выводу, что США и СССР просто "обречены" на диалог, координацию и сотрудничество. Другого выхода нет".

 

II.

БУШ признался Горбачеву на саммите в Мальте, что Соединенные Штаты были "потрясены стремительностью разворачивающихся перемен" в Восточной Европе. Он изменил свою собственную позицию "на 180 градусов". Он старается "не делать ничего, что могло бы подорвать Вашу позицию". Возможно, имея в виду Рейгана, он пообещал, что не будет "лезть на Берлинскую стену и делать громких заявлений". Однако далее Буш сказал: "Я надеюсь, Вы понимаете, что нельзя требовать от нас, чтобы мы не одобряли воссоединение Германии". Горбачев в ответ лишь заметил, что "и СССР, и США в разной степени интегрированы в европейские проблемы. Мы хорошо понимаем ваше участие в делах Европы. Иной взгляд на роль США в Старом Свете нереален, ошибочен и, наконец, неконструктивен".

В этом обмене мнениями многое подразумевалось. Буш подтвердил, что его администрация была застигнута врасплох - как и все остальные - произошедшим. Он признавал значение Горбачева в этих событиях: США не хотели его ослаблять. Но Буш также дал понять, что американцы и западные немцы намерены теперь настаивать на объединении Германии, что еще несколько недель назад казалось совершенно неосуществимым. Реакция Горбачева была не менее значимой как с точки зрения того, что он сделал, так и того, что не сказал. Он приветствовал Соединенные Штаты как европейскую державу, чего до него не делал ни один советский лидер. А его молчание по поводу Германии говорит о двойственности: это тоже беспрецедентная позиция для режима, который после Второй мировой войны стремился к воссоединению только при условии, что вся Германия будет марксистской, а когда это оказалось невозможным, взял на себя обязательство сохранить Германию разделенной навсегда.

Были намеки на то, что Горбачев может изменить эту позицию. В 1987 г. он сказал президенту Западной Германии Рихарду фон Вайцзеккеру, что, хотя два германских государства - это реальность сегодняшнего дня, "какими они будут через сто лет, может решить только история". В июне 1989 г. во время поездки в Бонн он был польщен тем, что его встретили толпы людей, кричавших: "Горби! Занимайтесь любовью, а не стенами".Во время восточногерманских торжеств в октябре он не преминул прочесть у могилы неизвестного "освободителя" Красной Армии стихотворение, которое его слушатели не ожидали услышать:

Оракул нашего времени провозгласил единство,

Которое можно выковать только железом и кровью,

Но мы стараемся ковать его любовью,

И тогда мы увидим, что прочнее.

Незадолго до падения Берлинской стены он заверил Кренца, что "никто не может игнорировать... что между двумя немецкими государствами существуют разнообразные человеческие договоры". А на следующее утро после ночи, когда в Берлине были открыты ворота, он вспоминает, что задавался вопросом: "Как можно стрелять в немцев, которые идут через границу, чтобы встретить других немцев на другой стороне? Так что политика должна была измениться".

Однако объединение Германии, тем не менее, было тревожной перспективой не только для Советского Союза, но и для всех европейцев, которые помнили историю последнего объединенного немецкого государства. Это беспокойство выходило за рамки разногласий времен "холодной войны": Горбачев разделял ее с Ярузельским, президентом Франции Франсуа Миттераном и даже Маргарет Тэтчер, которая предупреждала Буша, что "если мы не будем осторожны, немцы получат в мире то, что Гитлер не смог получить в войне". Единственным видным европейцем, который не согласился с этим мнением, был канцлер Западной Германии Гельмут Коль, который удивил всех, высказавшись за воссоединение за несколько дней до саммита в Мальте. По мнению Буша, он поступил так потому, что "хотел быть уверенным, что мы с Горбачевым не придем к собственному соглашению о будущем Германии, как Сталин и Рузвельт в последние месяцы Второй мировой войны".