Холодная война. Новая история

Но они не стали известны: в редком случае удачной драматургии Политбюро убедило нового польского лидера генерала Войцеха Ярузельского, что СССР собирается вмешаться. Отчаявшись избежать такого исхода, он утром 13 декабря 1981 г. нехотя ввел военное положение, посадил в тюрьму организаторов "Солидарности" и внезапно прекратил эксперимент по предоставлению рабочим автономии в рамках рабочего государства. Лех Валенса, как всегда, был актером, у него была заготовлена реплика на этот случай. "Это момент вашего поражения", - сказал он людям, пришедшим его арестовывать. "Это последние гвозди в гроб коммунизма".

 

VI.

30 марта 1981 г., за шесть недель до покушения на Папу Римского, другой потенциальный убийца застрелил Рейгана и едва не убил его. Советский Союз не имел к этому покушению никакого отношения: скорее, это была попытка безумного молодого человека Джона Хинкли произвести впечатление на своего кумира - актрису Джоди Фостер. Невероятный мотив этого почти смертельного акта говорит о важности и уязвимости отдельных личностей в истории, ведь если бы на тот момент вице-президент Рейгана Джордж Буш сменил его, президентство Рейгана стало бы исторической сноской и, возможно, не было бы американского вызова статус-кво холодной войны. Буш, как и большинство экспертов по внешней политике его поколения, рассматривал этот конфликт как постоянную черту международного ландшафта. Рейган, как и Валенса, Тэтчер, Денг и Иоанн Павел II, определенно этого не делал.

Он разделял их веру в силу слова, в мощь идей и в то, что с помощью драматургии можно разрушить ограничения общепринятой мудрости. Он видел, что "холодная война" сама стала конвенцией: слишком много умов в разных местах смирились с ее продолжением. Он стремился выйти из тупика, который, по его мнению, был в значительной степени психологическим, используя советские слабости и утверждая западные сильные стороны. Его излюбленным оружием было ораторское искусство.

Первый пример - выступление в университете Нотр-Дам 17 мая 1981 г., всего через полтора месяца после смерти Рейгана. За пять дней до этого был застрелен сам Папа Римский, так что это могло бы стать поводом для мрачных размышлений о шаткости человеческого существования. Вместо этого, в духе слов Иоанна Павла II "не бойтесь", удивительно восстановившийся президент заверил свою аудиторию, что "предстоящие годы - великие для этой страны, для дела свободы и распространения цивилизации". А затем он сделал смелое предсказание, тем более поразительное по непринужденности, с которой он его озвучил:

Запад не будет сдерживать коммунизм, он преодолеет его. Он не потрудится... осудить его, он отмахнется от него как от некой причудливой главы в истории человечества, последние страницы которой пишутся уже сейчас.

Это был совершенно новый тон после нескольких лет заявлений на высшем уровне о необходимости научиться жить с СССР как с конкурентоспособной сверхдержавой. Теперь Рейган акцентировал внимание на преходящем характере советской власти и на уверенности, с которой Запад может ожидать ее гибели.

Президент развил эту тему в еще более драматической обстановке 8 июня 1982 года. Это была речь перед британским парламентом, произнесенная в Вестминстере в присутствии премьер-министра Тэтчер. В начале выступления Рейган говорил о Польше, стране, которая "внесла огромный вклад в развитие европейской цивилизации" и продолжает это делать, "великолепно не поддаваясь угнетению". Затем он повторил речь Черчилля о "железном занавесе", произнесенную в 1946 году, и напомнил аудитории:

От Штеттина на Балтике до Варны на Черном море у режимов, насаждаемых тоталитаризмом, было более 30 лет, чтобы утвердить свою легитимность. Но ни один из них - ни один режим - так и не смог рискнуть провести свободные выборы. Режимы, насаждаемые штыками, не приживаются.

Карл Маркс, признал Рейган, был прав: "Сегодня мы являемся свидетелями великого революционного кризиса, ... когда требования экономического порядка вступают в прямой конфликт с требованиями политического порядка". Однако этот кризис происходит не на капиталистическом Западе, а в Советском Союзе - стране, "которая идет против течения истории, отрицая человеческую свободу и человеческое достоинство", и при этом "не в состоянии прокормить свой собственный народ". Ядерный потенциал Москвы не может оградить ее от этих фактов: "Любая система по своей сути нестабильна, которая не имеет мирных средств для легитимации своих лидеров". Отсюда следовало, заключил Рейган, перефразируя Леона Троцкого, что "марш свободы и демократии... оставит марксизм-ленинизм на пепелище истории".