Холодная война. Свидетельство ее участника

После смерти Андропова в феврале 1984 года первым лицом в Советском государстве стал К. У. Черненко, которому эта роль была явно не по плечу. Да и сам он, насколько я знал, не претендовал на нее. Скорее Черненко оказался удобной для «стариков» фигурой, чтобы не допустить на этот пост представителя более молодого поколения, в котором к тому времени уже выделялся М. С. Горбачев. Что касается внешней политики, то какой-либо своей линии у Черненко не было, и рассчитывать на серьезные прорывы в этой области при нем не приходилось. Но он ничем и не мешал здесь – это позволяло дипломатическому ведомству делать свое дело.

Я, как и многие другие, сожалел, что после смерти Андропова его место занял не Горбачев. Правда, когда я увидел, как «старики» демонстрировали свое нерасположение к нему даже в качестве второго лица в партии при Черненко (из-за чего при отсутствии последнего поначалу не проводились и заседания Политбюро, чтобы там не председательствовал Горбачев), мне стало ясно, что, если бы после смерти Андропова была предпринята серьезная попытка избрать на его место Горбачева, то, скорее всего, он мог бы оказаться вообще «выбитым из обоймы», без шансов на будущее. Понадобился еще год стагнации, чтобы всем, в том числе и «старикам», во всяком случае сохранившим, как Громыко, чувство реальности, стала ясна необходимость уступить место более молодому коллеге.

Я имел возможность близко наблюдать Горбачева на заседаниях Политбюро с момента его появления в Москве в 1978 году, вначале в качестве секретаря ЦК. Еще когда он официально занимался только вопросами сельского хозяйства, с его стороны проявлялся живой интерес и к другим вопросам внутренней политики. После того как вскоре он стал кандидатом в члены, а потом и членом Политбюро, круг его интересов еще больше расширился.

До 1984 года, когда он номинально стал вторым лицом в партийной иерархии, к вопросам внешней политики он проявлял «общеобразовательный» интерес, не вступая в их обсуждение на официальных заседаниях. А пару раз, когда он попробовал это сделать, Андропов останавливал его словами: «Ты, Миша, лучше послушай». Делал это Андропов, я думаю, затем, чтобы «влезание» Горбачева во внешнеполитические дела не сердило Громыко, который и без того не выказывал особой благосклонности к Горбачеву. В течение же 1984 года Горбачеву пришлось самым непосредственным образом подключаться к внешнеполитическим делам, особенно в отсутствие Черненко и Громыко. Участвуя вместе с ним в ряде мероприятий и обсуждений, я увидел, что у него проявлялась хватка и в этих делах.

И когда после смерти Черненко Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Горбачев, у меня это вызвало неподдельное чувство удовлетворения. Правда, не будучи по натуре подхалимом, я не сразу поздравил его, сделав это недели через две, когда возникла необходимость позвонить ему по срочному делу. Сказанное им в ответ: «Значит, видимо, не очень рад моему избранию, если не позвонил раньше», несколько меня тогда удивило, показалось странным, что серьезный человек мог придавать этому какое-то значение. Но, во всяком случае, это не убавило во мне готовности служить общему, как казалось, делу на новом этапе.

Я был тогда всей душой за то, что впоследствии стало называться перестройкой. Кстати, на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК КПСС, с которым потом стало ассоциироваться начало перестройки, в действительности термин перестройка употреблялся лишь в обычном контексте «перестройки хозяйственного механизма», причем наряду с подтверждением «генеральной линии на совершенствование общества развитого социализма». Термин перестройка в более широком смысле вошел в обиход позже.

Но дело не в терминах. К 1985 году мне, как и большинству моих товарищей, было совершенно ясно, что оставлять все, как было раньше, просто невозможно, давно назрела и перезрела необходимость менять в жизни нашего общества многое и серьезно, не ограничиваясь «косметическим ремонтом». Поэтому, когда в лице Горбачева появился политический лидер, бросивший вызов прошлому и призвавший к переменам, у меня не было никаких колебаний и раздумий относительно его поддержки.

Прозрение и разочарование