Холоднее войны

Однако Рэйчел заставила его подождать. Том попытался напроситься на – как он это образно и весьма лицемерно назвал – «чашку чая» у нее дома, но она довольно прохладно сообщила, что будет «занята до ужина», и предложила встретиться в девять вечера в рыбном ресторане в Бебеке. «Вам нужно проявить терпение, мистер Келл», – написала она, но добавила в СМС «поцелуйчиков». Том зарегистрировался в Georges Hotel на улице Сердар-и-Екрем и решил убить время за чтением какого-то романа. В конце концов он поймал себя на том, что пялится на первую страницу первой главы уже пятнадцать минут, но тут небеса раскрылись и Рэйчел смилостивилась над несчастным страдальцем.

«Хм. Только что нашла бутылку водки в морозилке. И даже два стакана. Может, выпить здесь перед ужином?..»

Он был возле ее дома через полчаса.

Рэйчел оставила ключ под ковриком. Том открыл парадную дверь и вошел внутрь. На первом этаже было пусто. Ни единого звука, не считая шороха волн и монотонного гудения посудомоечной машины в кухне. Том снял ботинки и носки и оставил их возле двери. Кондиционер приятно холодил кожу. Он поднялся наверх и остановился на площадке второго этажа.

Дверь одной из спален была открыта. В отражении зеркала Том увидел обнаженную Рэйчел. Она лежала на диване, подперев голову подушками. Ее прекрасное тело было словно выставлено напоказ специально для него. Он стащил с себя рубашку и двинулся к ней. Ее темные глаза, не отрываясь, следили за тем, как он подходил.

Они провели в постели больше трех часов. Только позже Том осознал, что они практически дословно воспроизвели сцену из письма Пола к Сесилии. «…Как ты оставила для меня ключи от своего дома снаружи, я вошел, и ты ждала меня. Наверное, никогда ты не выглядела такой прекрасной, как в тот день… Тогда я не хотел торопиться. Я сходил по тебе с ума…» Он не знал – да и не стал спрашивать, разумеется, – поняла ли Рэйчел это тоже.

На закате они вместе приняли ванну, а потом не торопясь отправились прогуляться по западному побережью Босфора. Рэйчел забронировала столик в ресторане, и они заказали мезе и сибаса на гриле. Горели свечи, и с того места, где они сидели, открывался чарующий вид на море и на Азию, лежавшую на другой стороне. Этот восторг воссоединения что-то изменил между ними, возникла связь, которую, казалось, можно было потрогать. В душе Тома царили мир и покой. Она была всем, чего он хотел. Его изумляло, с какой готовностью, даже беззаботностью, его сердце полностью растаяло в ее руках.

– Я хотела тебя спросить о стольких вещах, – сказала она и макнула кусочек хлеба в белую чашку с соусом цацики. – У меня такое ощущение, как будто я о тебе ничего не знаю. Когда мы познакомились, говорила только я. Ну, например… что ты любишь?

– Что я люблю?

Задавал ли ему хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь такой вопрос? Том в этом сомневался. Он ответил ей – так откровенно и подробно, как никогда раньше, и их беседа то и дело убегала в совершенно неожиданных направлениях – они обсуждали односолодовый виски, Ричарда Йейтса, крикет, сериал «Во все тяжкие»… Том знал, что таким образом Рэйчел его изучает, потому что человек больше всего раскрывается в своих пристрастиях. Долгие годы в своих же собственных интересах ему было выгодно оставаться «непрозрачным» – шпион должен скрывать свое настоящее «я» – не только для агентов и коллег, но и для Клэр, своей жены, женщины, с которой он прожил большую часть взрослой жизни. Возможно, он был загадкой даже для себя самого. Но с Рэйчел, как бы абсурдно это ни звучало после столь короткого знакомства, он чувствовал себя так, будто его кто-то знает. И в то же время он давно уже не ощущал такой зыбкости, неустойчивости, беззащитности… Он был во власти другого человека. Неужели Пол чувствовал то же самое с Сесилией? Украла ли она сердце его друга так же просто, как Рэйчел в данную минуту отнимала его собственное? Возможно, они были одной крови, одной породы – мужчины, которые смогли противостоять ИРА и «Талибану», но не способные контролировать такую простую вещь, как свои чувства?

– Расскажи мне о Берлине, – попросила Рэйчел, разливая по бокалам остатки вина.

– Я не был в Берлине, – сказал Том.

Ее лицо не изменилось.

– А где ты был?

– На Лопуде.

Рэйчел откинулась на спинку стула и потянула за собой бокал. Он балансировал на самом краешке стола, и Том подумал, что бокал вот-вот разобьется и осколки разлетятся во все стороны.

– Неудивительно, что ты мне не сказал.

– Я говорю тебе сейчас. Прости, и мне очень жаль, что я не мог сделать этого раньше. – Он чуть подался вперед. Рэйчел была совершенно непроницаема. – Сесилия Шандор мертва.

– Господи.