Холодное блюдо (СИ)

– Аня? Нет, она сегодня в городе. А что, понравилась? А Вы, батенька, ходок, однако.- Олег Петрович погрозил пальцем. – Давайте лучше поглядим, как Ваши ранения поживают… Так, нагноения нет. Температура и давление в пределах нормы. Замечательно… Прозвучит банально, но на Вас все как на собаке заживает. Даже завидно немножко.

Губы Артема слегка раздвинулись в подобии виноватой улыбки. Подобии, поскольку на настоящую широкую улыбку не хватало… запала, наверное. Накопившаяся в душе горечь мешала.

– И вообще, везучий Вы человек.

После этого заявления напрашивался очевидный вопрос, и Стрельцов его выдавил:

– Почему?

– Потому что получили два тяжелых ранения, а спустя четверо суток – уже огурчик. Можно в книгу рекордов заявку посылать. Динамика просто удивительная! А ведь были на грани. Раневые каналы глубокие, два сантиметра в сторону, и мы бы с Вами сейчас не общались. Жизненно важные органы не повреждены. Ни сердце, ни легкие не задеты… А как артерию миновало, я до сих пор понять не в силах. Удивительно!

– Два сантиметра?…

– Даже меньше. Еще помогла комплекция Ваша, выручила.

– В смысле?

– Мышцы, жир…плотность массы большая, удар немного направление изменил.

Мысль о том, что ему сопутствовало катастрофическое везение, и жизнь от смерти отделили считанные миллиметры, насмешила, заставила приторную горечь отступить, забиться до поры в угол.

Повезло так повезло. Словно утопленнику. Выжившему утопленнику.

Закончив осмотр, врач порадовал слух десятком дежурных непонятных терминов, которые медсестра записала в блокнот.

– Отдыхайте пока, после обеда к Вам следователь приехать должен. Звонил с утра, спрашивал.

– Какой следователь?…

– Из прокуратуры, по-моему…

– Который вчера приходил? Он меня уже допрашивал, протокол составил…

– Нет, вчера наш, местный, приходил, а этот из города. Он дело об убийстве Вашей жены расследует, – врач почесал бороду и легонько похлопал Стрельцова по предплечью. – Я Вам соболезную. Крепитесь.

Несмотря на то, что слова были сухими, официальными, благодаря интонациям, Артем услышал в них поддержку и участие. И еще прочитал в глазах доктора, что он действительно сочувствует его горю. И не великий вроде физиономист, и еле живой к тому же, но прочитал, а как, сам не понял. Застрявший в горле со вчерашнего дня ком вырос до размеров арктического айсберга и стал мешать свободному прохождению кислорода в легкие, а в уголках век защипало.

"Только бы не расплакаться!".

Громадным усилием воли Стрельцов сохранил на роже подобие улыбки и выдавил:

– Как тут не держаться, когда от успокоительных уколов подташнивать начинает. И зад свербит.

– А что делать? Без уколов никуда, вот вам и Лариса подтвердит. – Врач кивнул на медсестру.- Так что будет свербеть.

* * *

Следователь приехал ближе к вечеру.

Зашел в палату, поздоровался, назвал должность и фамилию и уселся на стул рядом с кроватью Стрельцова. По-хозяйски развалился и закинул ногу на ногу. Эдакий типичный "пиджак": чуть старше тридцати, сухощавый, с помятой рожей, залысинами и характерным взглядом человека облеченного… полномочиями. Корректный, но несколько развязный, вальяжный, преисполненный по отношению к окружающим превосходства, которое зиждется не на количестве денег или подчиненных, а на осознании того, что любой гражданин, каким бы высокопоставленным и крутым он не считался, может оказаться в его власти. Допустит промашку и станет клиентом, его или другого неприметного "пиджака", и только следователь решит – с учетом пожеланий начальства – сидеть крутому господину на нарах или гулять на свободе. Именно так, словно на червяка, раздумывая раздавить его, растереть в порошок или просто выбросить, смотрел на Артема лет восемь назад следователь налоговой полиции. Тогда уголовное дело благополучно прекратили, Валерка кого-то удачно подмазал, но ощущение беспомощной букашки под лупой любопытного экспериментатора не забылось.

И хотя сейчас Стрельцов имел совершено иное процессуальное положение, к следователю невольно испытывал легкую неприязнь. Вчера подобных эмоций по отношению к сотруднику органов он за собой не заметил, но это и немудрено – показания давал, находясь еще в шоковом состоянии. А сегодня боль чуть притупилась, и… обнаружилось, что "пиджак" ему категорически не нравится. Нет, ожидать, что он будет испытывать симпатию и желание обнять-поцеловать следака, конечно, не стоило; настоящему русскому любая власть претит, а уж связанная с охраной правопорядка и уголовным преследованием – тем более, но настолько негативная реакция стала для самого Артема неожиданной. Разозлился он на прокурорского чинушу. Явился не запылился, прилизанный, приглаженный, в белой рубашечке, стильном галстуке, так и сочится довольством, разве что уже упомянутая помятая рожа выбивалась из общего ряда. Пользуясь сленгом телевизионщиков, видеоряда.