Но я оправдываю себя тем, что сарафан – неподходящая одежда для верховой езды, и Лили сама виновата, что ее красивая задница выставлена на мое обозрение.
Тяжело вздохнув, пытаюсь успокоить свое возбуждение, вспыхнувшее за секунду.
Мне нужен секс. Мне нужно срочно сбросить весь свой стресс с кем-нибудь, кто не смотрит на меня своими синими глазами.
Но когда я сажусь позади невыносимой девушки, и ее спина соприкасается с моей грудью, все, о чем я могу думать, так это о Лили Маршалл верхом на мне, а не на моем коне.
И это очень плохо.
– Я знаю, что ты смотрел на мою задницу.
– Ты обещала молчать.
– Скинешь меня с коня? – Лили наклоняется и запускает пальцы в гриву Янтаря. Ее бедра скользят назад и упираются в мой пах. Эта женщина испытывает меня на прочность.
Что ж, в это игру могут играть двое.
Я совершаю легкое движение поводьями, отчего Янтарь пускается вскачь. Лили взвизгивает и подпрыгивает от испуга, но моя рука крепко обвивает ее талию, удерживая рядом.
– Держись крепче, городская девушка. – Я подцепляю зубами упавшую бретельку сарафана, возвращая ее на хрупкое плечо.
Мое сердце грохочет в груди, подобно выстрелам из ружья. В сотый раз за день я делаю глубокий вдох. С той секунды, как Лили Маршалл повстречалась на моем пути, мне стало намного сложнее дышать.
А, может быть, наоборот.
Может быть, я так привык к гари и дыму, что давно не делал глоток свежего воздуха.
Марк Саммерс холодный, как снег посреди лета, но такой же пламенный, как солнце Монтаны. Я начинаю это понимать, как и то, что если долго и мучительно давить на кнопки этого мужчины, то в уголках его губ зарождаются крохотные морщинки от веселья, которое он напрочь отрицает. Мне хочется увидеть эту улыбку, которая сменит постоянное хмурое лицо, и сохранить ее в своих воспоминаниях, как то фото с запахом и ощущениями на фоне гор.
Вместе с улыбкой, я бы точно запечатлела тот момент, когда Янтарь перешел на галоп, а мое бедное сердце чуть не пробило ребра. Казалось, что на секунду мир замер, пока теплая ладонь не обхватила мою талию и не прижала к телу, которое могло с таким же успехом быть нерушимой скалой. Когда теплое дыхание Марка поцеловало мою кожу, и он в первобытной манере позаботился о бретельке сарафана, я полыхала сильнее лесных пожаров. Будем честны, этот мужчина не должен бороться с огнем, ведь в нем самом таится пламя.
– А что там? – Я задаю свой тысячный вопрос и указываю на небольшие домики, напоминающие букву А.
Марк не самый лучший экскурсовод. Он просто молчит и что-то ворчит себе под нос, когда я шевелюсь. Мне приходится вытягивать из него клешнями всю информацию.
Этот мужчина презирает длинные предложения и эмоциональную вовлеченность. Однако несмотря на это, за последний час Марк без удовольствия, но все же рассказал мне почти о каждом уголке ранчо. Он был настолько мил (нет), что даже заставил Янтаря пробежаться по берегу кристально чистого озера. Стоит ли сказать, что это не выглядело как в кино? Я до сих пор ощущаю мокрый песок почти на всем теле.
– Это дома наших семей. Несколько Локвудов, родителей Нила и владельцев ранчо. Несколько Эвансов, родителей Лолы. И моей семьи. Мы часто отмечаем там Рождество или другие семейные праздники.
Единственный мой семейный праздник – это день рождения. Его отмечает выжившая и взрослая Лили Маршалл за компанию со все еще рыдающей маленькой девочкой из грязной канализации.
Я хлопаю себя по ноге, убивая огромного комара, вгрызающегося в мою ляжку.
– Уверена, на мне уже не осталось живого места, эти твари то и дело норовят выпить всю мою кровь.
Марк хмыкает, моя спина ощущает легкую вибрацию, которая исходит от его груди при этом глубоком звуке.
– Меня не кусают.
– Без обид, но я бы не согласилась укусить тебя даже за деньги.
Потому что я готова ухватиться за задницу этого мужчины абсолютно бесплатно.
– Согласен. Не стоит. Я вредный и застреваю в зубах.
– Как говядина?
– Типа того.
Наши диалоги не отличаются высоким интеллектом, но я жажду каждого слова, слетающего с уст Марка.
Это притяжение… оно обвивает меня, как виноградная лоза, заставляет хотеть прижаться спиной к его груди. Я напоминаю себе, что все
– Итак, сколько здесь коров?
– Это секретная информация.
– Правда? – серьезно спрашиваю я.
– Да. Первое правило ковбоя: никогда не разглашай количество своих коров.
– Но они не твои.
– Поэтому я и не знаю, сколько их. – Его голос пропитан весельем.
Я толкаю Марка локтем в живот, и у него даже не сбивает дыхание, в то время как у меня, кажется, перелом лучевой кости.
– Ауч. Что за хрень?
– Это называется пресс. У твоих городских парней такого не было?
Я бросаю на него взгляд через плечо. Он смотрит на меня с непроницаемым выражением лица, но его глаза… Они выдают всего эмоции. В них заметно пляшет веселье, как маленькие разлетающиеся искорки от костра.