У него вдруг перехватило дыхание. Захотелось снять противогаз и вдохнуть полной грудью холодного осеннего воздуха, к горлу подступила тошнота. Алексей отшатнулся от порога мертвого дома, в голове беспомощно звучали предсмертные крики и детский плачь. Он развернулся и побежал вдоль дороги в сторону центра. Ноги скользили по грязи, взрывали лужи тучей брызг, дыхание с хрипом вырывалось из пересохшего рта Плакальщика. У одного из домов он свернул вправо, срезая дорогу к улице Ленинградской, и там остановился, переводя дух. Голоса не отпускали, они отчаянно надрывались внутри головы, а громче всех звучал один-единственный женский голос, раз за разом повторяющий его имя. В нем слышалась мольба, мелькала смутным образом протянутая рука и широко раскрытые от ужаса серые глаза. Алексей рухнул на колени, обхватив пальцами скользкую сталь шлема, из груди вырвался глухой стон. И вдруг все закончилось. Он неподвижно сидел на коленях в грязи под потоками дождя, руки бессильно соскользнули вниз. Предательская мысль, дремавшая где-то глубоко внутри все это время, выбралась наружу.
Как бесполезно и смешно его стремление отомстить, не проще ли все закончить здесь и сейчас? Кто узнает о его боли, кто поймет, почему он сделал то, что еще только предстоит сделать? Никто. Он остался один. Как хочется забыть абсолютно все, вернуться в прошлое и… сбежать. Не знать чувств, привязанностей, может быть, тогда наступил бы покой? Перед взором вновь предстал грустный призрачный образ. Взгляд серых глаз, полный тепла и любви, невесомая улыбка, словно наяву он почувствовал заботливые объятия тонких рук. Ладонь Плакальщика легла на грудь, и, хотя ничего кроме холодной поверхности брони она не почувствовала, там, под ней небольшой круглый предмет врезался в кожу. Все, что осталось от единственной, кого он любил, – простое серебряное кольцо, подвешенное на цепочку, все еще хранившее ее прикосновения.
Ладонь сжалась в кулак, и Алексей резко поднялся на ноги. Внутренности затопил чернильный комок ненависти, все сомнения развеялись в одну секунду. Он не отступит. У него нет такого права. Больше Плакальщик об этом не задумывался. Твердым решительным шагом он отправился вперед. Туда, где скоро прольется первая кровь.
Дом находился на пересечении улиц Ленинградской и Родниковской. Со второго этажа отлично просматривалась вся дорога и перекресток.
Плакальщик подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Все так же лил дождь, залетая в пустой оконный проем. Стекло и раму Алексей вытащил сам, не так давно, пару дней назад. На полу собралась уже приличная лужа, хлюпающая под ногами. Дорога пустовала, а кругом царила тишина, нарушаемая лишь плавным шелестом воды. Казалось, в городе не осталось ни одной живой души. Он еще немного постоял, вглядываясь в сырую пелену. В посадке неподалеку жалобно вскрикнула сойка. И все, больше ничего, и никого.
Алексей отступил назад в комнату и положил арбалет на стоящий у стены стол, – пока что он ему не пригодиться а у него есть одно очень важное дело. Он зашел в спальню, обои на стенах здесь облезли лохмотьями, шуршащими на ветру. Плакальщик сел на пол перед кроватью и один за другим начал доставать из-под нее тяжелые промасленные свертки из мешковины разного размера. Развернул один и не смог сдержать кривой ухмылки при виде блестящей темной стали внутри.
Несколько напряженных ночей потребовалось ему, чтобы перетащить части «корда» и боеприпасы к нему в этот дом, с трудом избегая поисковых отрядов Черных Рогов. Один раз он почти попался, но солдата тогда отвлекла внезапно вылетевшая из переулка лунная фея. Удача, или что-то еще, явно была на стороне Плакальщика. А до этого несколько дней ушло на то, чтобы научиться собирать и разбирать пулемет под чутким руководством Сергея. Теперь, наконец, пришло время использовать полученные знания на практике. Алексей перенес все части оружия к окну в зале и принялся за работу.
Дом он выбрал не случайно. Разорив Вичуги, Черные Рога начали посылать отряды к Родникам. Их конвои всегда уезжали и возвращались одной и той же дорогой. Лучшего даже желать было нельзя. Здесь он и устроит им торжественную встречу.
Руки заученными движениями соединяли части пулемета, он даже не задумывался о том, что делает. В какой-то момент вскинулся, прислушался, показалось, что снаружи рычат моторы. Но на улице никого не было. Лишь иногда пронзительно вскрикивали сойки, не поделившие между собой еду. Нервы натянуты до предела, вот и мерещится.
Деталь к детали. Одна за другой. Каждая из поставленных на свое место частей отрезала дорогу назад. Как только последняя из них окажется на своем месте, как только прозвучит первый выстрел – обратно пути не останется. Осознание этого наполняло Плакальщика какой-то мрачной радостью, почти наслаждением. Словно он готовился заглянуть за давно закрытую, запретную дверь, к которой так манит и которая пугает одновременно. Осталось только повернуть ключ, чтобы войти внутрь.