Холодное послание

Впереди, в трех домах от вожделенной Березанской, происходила ссора двух мужиков, то ли подвыпивших, то ли покуривших шмали. Невысокая, сутулая фигура, стоя рядом с водоколонкой, что-то доказывала на повышенных тонах фигуре напротив – пониже, с прямой спиной и вздернутой головой. Жесты обоих были нервными, чуть смазанными, разговор отрывистым. Мелькали слова – «деньги», «твои шлюхи», «партия», потом тот, что повыше, стал наступать на второго. И вдруг невысокий коротко вскрикнул: «Долг у него!» – и, захрипев, стал валиться на землю. Коротко просигналила машина. Утак даже и форму ее назвать бы не смог, но Соловей запомнил четко: маленькая, округлая четырехдверка размером чуть больше выкидыша «Автоваза» – «оки», иномарка, красного, отчетливо видимого в свете фонарей на Березанской света; номер тоже был отчетливо виден. Сутулый мужик на пару секунд склонился над лежащим, видимо, проверяя, жив тот или нет, а потом бегом побежал в сторону авто, прыгнул в него, и машинка, взвизгнув покрышками, помчалась в сторону центра города. Внимание Соловья было занято происходящими событиями, и он не заметил того, что увидел полуслепой Утак: женщину, которая вышла из ворот дома номер шесть и испуганно замерла, а потом, когда сутулый убежал, подошла к мертвому. Женщина тоже сбежала быстрее зайца, замахала на трассе рукой, и перед ней остановился темный автомобиль; она села на заднее сиденье, хлопнула дверцей. Даже после ее отъезда бомжи не шевелились, опасаясь. Через пару минут подъехало такси, сердито посигналило, потом развернулось, скрипя шинами, и уехало. Только после этого приятели рискнули подобраться поближе.

Возле колонки недвижимо, тут и неопытным взглядом видно – труп, скорчился невысокий мужчина; Утак испуганным глазом отметил, что он совсем молод, что очень прилично одет. Соловей, глазом уже опытным, приметил оттопыренные карманы верхней одежды, дорогую кожу, цепочку на шее и золотой перстень с агатом. Отдав Утаку в здоровую руку пакет с водкой, он стал быстро обшаривать покойника.

– Он еще теплый, – запротестовал Утак. – Спятил? Не трогай вещи.

Не прекращая своего занятия, приятель с усмешкой посмотрел на него.

– Минут двадцать – заледенеет. Подождем?

– Нет-нет…

– Ну и заткнись…

Снимая цепочку, Соловей потерял тоненький золотой крестик: вроде только что держал его в руках, ан нет, соскользнул, сука. Искать не стал: не хотел топтать, и так следов много, да и соседи могли выглянуть, хотя кто в такой мороз, да в два часа ночи, нос покажет… а следы авось снежок засыплет за ночь, вот он повалил какой, на Рождество-то. Утак – с двумя пакетами, Соловей – с Утаком под руку поспешили к Дмитриевне.

Улов оказался небогатым: три тысячи, блокнот, дешевый мобильный телефон да портсигар. Портсигар подарили Дмитриевне. Мобильный где-то потерялся, а может, его спрятала хитрая хозяйка – да все равно он был разряженный.

– Так это ты за деньги убитого нас угощаться приглашал? – ледяным голосом прервал повествование Вершин. Утак посмотрел на него спокойным взглядом единственного глаза.

– Нет, это – мои. Пенсионные. – И добавил, спустя время: – Те мы давно пропили…

В эти дни Утак с приятелем, как и остальной маргинальный процент страны, праздновали новогодние выходные – тяжкую пору для правоохранительных органов. У любителей спиртного, которые стоят много ниже черты бедности, и у аналогичных любителей в заоблачной верхушке богатства есть одна общая особенность: выпить они любят всегда, но по праздникам, оправдывая их предназначение, начинают квасить втрое больше – что небу жарко становится. Праздник же! Хоть дома такой праздник ежедневно.

И начинается сериал «Опергруппа, на выезд». То там, то здесь на необъятной карте города вспыхивают тревожные сигналы, дрожащими пальцами набирается номер 02, дрожащим голосом диктуется адрес. Тихие семейные мордобои, пьяные драки разгулявшихся мужиков, попытки суицида и сам суицид, поножовщина, уличные грабежи и разбои, квартирные кражи, причинение ТВЗ, убийства, обнаружение замерзших трупов – да и не перечислить всего. Начальникам дежурной смены иногда хочется в такие дни поступить, как в старом анекдоте: «В отделение поступил тревожный звонок; дежурные занервничали, но трубку не взяли». Но нельзя. Кто тогда, как выражался со злостью Вершин, будет Родину защищать?