Холодное послание

Полинков же обосновался в ИВС надолго. Вел он себя спокойно, с достоинством, пока через три камеры ему вкратце не передали, что и почему случилось с его любовницей Викторией. Вот тут он как с ума сошел, стал орать на весь коридор изолятора, что любит Вику, что будет с ней и даже что возьмет ее убой на себя. Та тоже стала вопить в ответ что-то подобное, и тишину удалось установить не скоро – только когда начальник ИВС пригрозил, что переведет одного из них в другой район, к чертям собачьим. Тогда, как прежде, стали перешептываться через камеры, фразы обрастали невиданными дополнениями, и у находящихся под стражей появилось новое, почти сериальное увлечение.

Перед уходом Калинин заскочил в ИВС и попросил дежурного узнать, не видели ли два друга с птичьими прозвищами в пальто убитого черную зажигалку.

– Зажигалка? – удивленно спросил Утак, за три дня в тепле и на халявных харчах отъевшийся и помолодевший, несмотря на гнетущую атмосферу. – Не было никакой зажигалки.

– Была, – поправил его Соловей, – поганая такая, неработающая. Мы ее у Дмитриевны в помойку выкинули.

…Когда опера вышли из райотдела, было еще светло; день стремительно прибавлялся, и солнце пыталось еще хоть немного отвоевать пространства у ночи. Несмотря на зиму, в воздухе уже витало предчувствие тепла, и ветер перестал быть колючим, стал нежным, несущим с собой мартовские дожди и запах просыпающейся черной, в тающих белых сугробах, земли.

– Смотри, – сказал Калинин, отколупнув носком ботинка ледяную корку. – Снег тает. Скоро весна.

– И пойдут косяком квартирные кражи…

– Нет в тебе, Саня, чувства прекрасного.

Вершин искоса посмотрел на него.

– Отчего же нет, – помолчав, сказал он. – Как ты смотришь на предложение отпраздновать удачу в «Пескарях»?

– Прекрасно!

…Рита, будто сквозь плотную вату, медленно брела по улице Гастелло в сторону трамвайной остановки. В двенадцать часов закончились третьи сутки ее административного задержания; позади остались духота камеры, грязь, унижение, пьяные соседи, сальные шутки автоматчиков. Первую ночь она рыдала в углу, чувствуя, как ее выворачивает наизнанку от вони – справа и слева камеры были забиты пропитыми мужиками, которые не мылись месяцами, частенько справляли малую нужду прямо в штаны. Они орали и колотились до полуночи, несмотря на угрозы милиционеров, а потом затихли.

На вторую ночь к ней подселили взрослую пьяненькую бабу, которая ударила сотрудника; она почти три часа жаловалась Рите на жизнь, а та пыталась вжаться в стенку, чтобы не видеть перед собой этого перекошенного, брызгающего слюной лица. Вчера она ночевала одна, но ей было уже все равно – хоть в мужскую камеру сажай, в ней будто что-то надломилось. Рита вяло думала, что это наказание: за то, что бросила в деревне братика и сестру. Что там с ними сейчас…

Когда сегодня утром ее выпустили из камеры, то дежурный брезгливо поморщился – еще бы: одежда и длинные волосы пропитались запахами, а Рите даже казалось, что запах поселился внутри нее. Она хотела было выйти, но дежурный отвел ее в уголовный розыск, в третий кабинет. Там она узнала, что все подозрения с нее сняты, что установлена вина Барцевой в пособничестве при сбыте наркотических средств, что ее вызовут для допроса… и что Сурик был наркоторговцем, в связи с чем задержан и будет взят под стражу.

Вот и все.

Дома она подумает, как жить дальше: бросать институт или переходить на заочное обучение на какую временную работу устроиться – куда возьмут без образования? – чем помочь Сурику, хватит ли денег, которые она копила, на хорошего адвоката, и где брать этого самого адвоката… но только дома. Когда она доберется домой и смоет с себя этот вязкий ужас трех дней. Только бы добраться домой.

Поворачивая, Рита поскользнулась и стала падать; руки пытались ухватиться за угол дома, но перчатки скользили. Рита попыталась сгруппироваться, чтобы ничего не сломать, но вдруг сзади ее подхватили две сильных руки, удержали. Она поскребла ногами по наледи, твердо встать не смогла, и руки передвинули ее на более безопасное место, на тающий снег. Девушка обернулась и увидела симпатичного молодого человека в замшевом пальто.

– Не стоит надевать сапоги с каблуками в такую погоду, – доброжелательно, но строго сказал он. – Это очень опасно. А ходить следует, чуть наклоняясь вперед, чтобы при падении не повредить позвоночник.

Рита неуверенно поблагодарила:

– Спасибо большое, что поддержали меня…

– Совершенно не за что, только рад помочь, – галантно улыбнулся Легостаев и машинально, уже сам себя кляня в этот момент, пафосно добавил: – Я врач, знаете ли…