— Альпинизм, — поправил он. — С восемнадцати лет. Но и до этого мне нравилось лазить по всякому дерьму. По крышам, по деревьям, по чему угодно.
— Ты действительно хочешь умереть, не так ли? — Я сжала между пальцами оливку без косточек, наблюдая, как из нее вытекает масло.
Он рассмеялся.
— Вообще-то лазить по крыше в состоянии алкогольного опьянения гораздо опаснее, чем подниматься на Эверест с помощью кислородных баллонов, шерпы и месяцев подготовки.
— Но в чем же тогда привлекательность? — спросила я, искренне желая знать.
Риггс сделал шокированное лицо.
— Ты спрашиваешь меня, в чем привлекательность достижения самой высокой точки, на которую может ступить человек?
Я кивнула, пожав плечами.
— Не понимаю.
— Ну, хочешь верь, хочешь нет, но я не понимаю, чем привлекательно ламинирование списков супермаркетов. — Он небрежно положил локоть мне на колено, и мое сердце забавно забилось в груди. — Но если серьезно. Я получаю удовольствие от мысли, что мое тело способно на сумасшедшее дерьмо. Альпинизм отвечает той части меня, которая хочет получить подтверждение того, что я Питер Пэн.
— Питер Пэн?
— Вечно молодой.
Я ничего не сказала, я просто обрабатывала информацию, когда он совершил невозможное и по собственной воле выдал какую-то информацию.
— Я покорил их все. Эверест, К2, Канченджанга…
— Не все, — заметила я, вспомнив его татуировку на внутренней стороне руки.
Он приподнял бровь.
— Я что-то упустил? Ты ведь знаешь, что Маунтин Дью ненастоящий?
— Не Денали. А поскольку горы измеряются от основания до вершины, Денали технически выше Эвереста. — Да, эта девушка умеет гуглить. Наблюдая за ним, я осторожно добавила: — Только не говори мне, что ты боишься подниматься на Денали.
Вместо того, чтобы заглотить наживку, Риггс ухмыльнулся с гордым видом.
— Ты знаешь, почему я не поднялся на Денали.
— Потому что ты никогда не хочешь посещать Аляску.
— Десять очков женщине с красивыми фиолетовыми глазами. — Он схватил бутылку воды, которую я ему принесла, и выпил ее до дна.
— Почему? — спросила я. — Ты не кажешься мне человеком, который кого-то или чего-то боится. Что такого есть на Аляске, что заставляет тебя испытывать такой ужас от поездки туда?
Наклонив подбородок, Риггс наблюдал за мной сквозь капюшон. Я практически слышала, как крутятся колесики в его голове. Как много он должен мне рассказать? И почему он вообще должен это делать?
— Это может понадобиться нам на собеседовании по иммиграции на основе брака. — Я облизала губы, сглатывая. — Я должна знать.
— Почему их должно волновать, что я никогда не посещал Аляску? — Он нахмурился.
— Потому что! — Я нервно рассмеялась. — Они увидят, что ты взобрался на все остальные горы. Твое имя есть в Интернете. Ты давал интервью. Они захотят узнать, доверился ли ты мне. Твоей любящей жене.
Даже для меня самой это звучало как фантастически глупое оправдание. И все же Риггс выглядел так, словно разрывался между тем, чтобы заговорить об этом и отшить меня.
Я молча ждала, затаив дыхание. Я не знала, почему мне так важно было услышать его историю об Аляске. Может быть, потому, что в глубине души я знала, что он никогда не делился ею ни с кем другим.
— Наверное, все сводится к проблемам с мамой. — Он вздохнул, откинувшись на локти и вытянув длинные ноги.
— Я думала, твоя мама из Сан-Франциско? — неуверенно спросила я.
— Была. Но умерла она на Аляске. — Наступила пауза, во время которой я увидела, как он физически борется за то, чтобы вытолкнуть слова изо рта.
— Аляска была последним местом, куда она побежала после того, как мой дед велел ей собраться с мыслями и позаботиться обо мне. Там был ее непутевый парень, вот она туда и отправилась. Очевидно, приехав туда, она застала безымянного парня в компрометирующей позе с чужой девочкой-подростком и вышла из себя. Она угнала его пикап и уехала. Хотела ему насолить, наверное. — Горькая улыбка омрачила его красивое лицо.
Ужасное чувство охватило меня, и я вздрогнула, мышцы напряглись, когда я приготовилась к тому, что он собирался мне сказать.
— Возможно, она была пьяна или что-то в этом роде, хотя в ее организме ничего не нашли. — Риггс поцокал языком. — А может, она покончила с собой. Кто, черт возьми, знает? Все, что я знаю, это то, что она съехала с дороги, совершенно не заботясь о том, кого оставила после себя. В итоге Аляска сделала меня сиротой — не просто ребенком с проблемными родителями, а именно сиротой — и, иррационально это или нет, я отказываюсь ступать на ее территорию.
— Я не думаю, что это иррационально, — тихо сказала я, рисуя пальцами круги по пыли на открытом бетоне. — Я думаю, ты защищаешь себя. Это умно.
Он откинул голову назад и закрыл глаза. Я завороженно смотрела на него.
— Но, может быть, ты все-таки не сирота, — услышала я свои слова. — Ты когда-нибудь пытался найти своего отца?
Его глаза распахнулись.
— Разве не он должен попытаться найти меня?
— В идеале, — признала я. — Но мы живем не в идеальном мире.
— В идеале он сейчас на шесть футов ниже.
— Он не виноват в ее смерти. — Мой голос был таким тихим, что я удивилась, как он меня услышал.