Холодное Сердце Казановы

— Как дела, Чарльз? Хочешь чашечку сахара?

— Сахар — это яд. Ты ведь знаешь, что он вызывает большее привыкание, чем крэк? — Он окинул меня напряженным взглядом. Я давно его не видел. У него была странная манера поведения. Иногда он появлялся в коридоре дважды в день, а потом пропадал на несколько дней.

— Был за городом? — поинтересовался я. — Это была жаркая минута.

Он зевнул, незаинтересованно оглядываясь по сторонам.

— Не совсем. Иногда я просто сижу в своей пещере и занимаюсь художественным дерьмом.

— Так что привело тебя сюда? — спросил я.

— Я выполняю внештатную работу для одного городского журнала. Мне нужно сделать несколько снимков зданий и пейзажей в Испанском Гарлеме. Подумал, что ты захочешь присоединиться.

— И почему ты так подумал? — Я свернул себе косяк. Его взгляд остановился на этой штуке, и он скорчил гримасу. Это был поворот сюжета. Я не считал его заносчивым типом.

Чарли был достаточно милым, но немного навязчивым для человека, который знал меня ровно две секунды.

— Потому что наверняка у тебя лихорадка, — легко согласился он. — Я тоже когда-то путешествовал по миру. У меня до сих пор есть этот жучок.

Был ли он мной через двадцать лет? Черт, я надеялся, что нет. В его глазах таилось что-то темное. Как у немолодого актера, пережившего дни своей славы.

— Вообще-то, здорово отдохнуть несколько дней, — пробурчал я.

— Нет, не хорошо. — Он добродушно улыбнулся.

Он был прав, но это все равно не означало, что я хочу проводить время с этим незнакомцем. Я собирался жениться на случайной женщине. Нет необходимости дружить со всем этим чертовым зданием.

Очевидно, заметив сомнение на моем лице, Чарли закатил глаза.

— Я куплю тебе пиво.

— И ланч. — Я действительно легко вжился в роль бедняка.

— В рамках бюджета. — Чарли ткнул пальцем в мою сторону. — Или я потеряю деньги на этом задании.

— Хорошо, но я выбираю место. — Я подхватил свой рюкзак с пола.

— Тебе повезло, что я люблю тебя кормить. — Чарли уже спускался по лестнице.

Я записал, что должен сказать Чарли, что я очень прямолинейный человек.

Через полчаса мы были на Лексингтон-авеню. День был безжалостно жарким. Слишком жарко, чтобы не задуматься, не является ли Нью-Йорк, по сути, частью ада. Чарли фотографировал играющих детей — без лиц, иначе я бы сообщил властям, маленькие буфеты и расписанные граффити здания, в которых было больше характера, чем во всех коллегах Даффи по WNT вместе взятых.

Я взял с собой фотоаппарат и тоже сделал несколько снимков. Когда мы закончили, то прошли через улицу от ряда продуктовых ларьков к небольшому кафе. Мы уже почти подошли к двери, когда кто-то открыл пожарный гидрант.

Галлоны воды брызнули во все стороны, наполнив улицу бурлящими лужами. Стайка маленьких детей и подростков бежала к нему без рубашек, обдавая друг друга брызгами. Мы с Чарли обменялись взглядами. Мы оба подумали об одном и том же. Получился эпический снимок. Одновременно достали фотоаппараты и молча начали работать. Достаточно далеко, чтобы на снимках были только вспышки движения. Примерно через минуту или две после начала съемки Чарли протянул мне свою камеру, скромный Nikon D5600.

— Подержи его для меня, ладно?

Я спрятал его камеру в рюкзак и смотрел, как этот пожилой, совершенно безумный мужчина бежит к детям.

Он вбежал в плотный круг детей, слегка прихрамывая, словно у него была травма, полученная в детстве, и начал прыгать по лужам на бетонном полу, обдавая их брызгами. Они хихикали и тянули его в разные стороны, заманивая поиграть с ними. Обычно я смотрел на это и думал, что это должно быть незаконно во всех пятидесяти штатах. Но я не мог отрицать невинности, которую излучал Чарли в тот момент. В какой-то момент один из детей запрыгнул Чарли на спину. Чарли прокатил его на спине, бегая кругами вокруг пожарного гидранта и издавая звуки сирены.

— Моя очередь, моя очередь! — закричал друг ребенка.

Не успел я оглянуться, как дети по очереди запрыгивали ему на спину, используя в качестве полицейской машины. Чарли не пропустил ни одного ребенка. Даже тот, который весил примерно столько же, сколько и он. Даже когда его мышцы сдали, и я увидел на его лице усталость.

После того как все закончилось, мы отправились в доминиканское кафе и поели зеленых бананов, лонганиса и кукурузного хлеба. Мы выпили по две кружки пива, прежде чем кто-то из нас заговорил.

— Ты хорошо ладишь с детьми, — сказал я наконец. Не знаю почему, но молчание между нами не было неловким. Может быть, потому что мы оба привыкли к одиночеству. Молчание чаще всего было моим другом.

Он легкомысленно махнул рукой.

— Лишь бы мне не пришлось о них заботиться.

— У тебя нет своих детей? — Я лениво отхлебнул пива.

Он наклонился к окну, его глаза следили за группой подростков, которые курили сигареты и смеялись.

— Нет.

Я нахмурился.

— Ты прозвучал задумчиво. Это твой окончательный ответ?

— У меня родился ребенок, — сказал он с грустной улыбкой.

Это могло означать сколько угодно вещей, и все они были трагическими.

— Она умерла, когда ей было восемь месяцев.

— Черт. Прости.