Холодное Сердце Казановы

О боже, мой целлюлит, подумала я. Он может увидеть мой целлюлит. И эти ужасные растяжки на талии. Вслед за этим я подумала, что давно не брилась, не так ли? Теперь, когда Би Джей ушел, в этом не было смысла. Мой голос сменили мысли: — Ты, глупая корова, не могла бы ты прикрыться? Он пялится!

И он смотрел. Риггсу даже не хватило приличия сделать вид, что это не так. Он просто пялился на меня, его рот был открыт, зрачки расширены, а член…

Не смотри на его пенис!

После нескольких мгновений, проведенных в роли оленя в свете фар, я собрала полотенце и закрепила его вокруг себя. Мои зубы стучали от адреналина.

— Твою мать, твою мать, твою мать, твою мать, твою мать. — Я бежала, как безголовая курица. Сначала в ванную, не успев понять, что там у меня нет одежды, потом в спальню. Потом разумная Даффи покинула здание, а та, что с Тутинг-Бродвея, наконец-то подняла голову, вернувшись из десятилетнего перерыва. — БЛЯДЬ.

— Я даже ничего не видел. — Риггс был так же правдоподобен, как Джордж Клуни в "Бэтмене и Робине".

— Нет, ты видел. — Я направилась в свою комнату, при этом врезавшись в стену, как муха, пытающаяся пролезть в закрытое окно. — Ты пялился!

— Ладно, я пялился. — В несколько изящных шагов он оказался прямо передо мной, преградив мне путь к двери. — Но я не жалею об этом. Это было лучшее, что я видел за весь год.

Правда? Больше, чем Гретхен? Больше, чем все остальные?

— Пожалуйста, подвинься. — Я скрестила руки на груди, в основном для того, чтобы сердце не прыгнуло в его руки.

— Не могу. — Он прислонился к моей двери, заняв все пространство своей массивной рамой. — Ты просто настолько ханжа, что никогда не выходишь из своей комнаты.

Я закрыла глаза и сделала дрожащий вдох.

— Не могу поверить, что ты видел меня голой.

— Не будь ребенком.

— Это у тебя шутки про какашки! — воскликнула я.

— Посмотри на меня, Поппинс.

Теперь я закрывала лицо руками, делая вид, что он меня не видит, как собака, сидящая под столом.

— Нет.

— Это безумие. — Я почувствовала, как его грубые, большие, сексуальные ладони накрыли мои, пытаясь осторожно убрать мои пальцы с глаз. Я в ужасе отпрянула назад.

— Не трогай меня!

— Хорошо. Но ты можешь просто послушать?

Хотя я не могла слушать, я, очевидно, могла разразиться бессвязной тирадой.

— Что за извращенец пялится на кого-то, когда он голый? — процедила я, пробираясь сквозь свой немодный акцент. — И это не только ты извращенец. Сегодня все было дерьмово. Я провалила все собеседования. И Би Джей не звонил с тех пор, как — ты был прав — он придурок. И… и… с деньгами туго. Возможно, мне придется продать свой абонемент в "Эквинокс" в следующем месяце. А потом я забыла про тако! — Я издала болезненный стон. — Наши тако.

Наступила долгая тишина. Конечно, после моего словесного поноса шесть секунд показались вечностью.

— Ты закончила?

— Не совсем. — Я сморщилась. — Но продолжай.

— Сейчас я до тебя прикоснусь, — хрипловато сказал он, когда моя грудь перестала вздыматься и опускаться, словно я только что пробежала марафон.

Я почувствовала, как руки Риггса осторожно отодвигают мои пальцы от лица. Он держал мои ладони в своих, потирая большим пальцем чувствительную точку между основанием большого и указательного пальцев. Он терпеливо ждал, пока я открою глаза. Я не могла смотреть на него, хотя он стоял прямо передо мной, всего в паре дюймов. Жар его тела обволакивал меня, заставляя кожу покрываться мурашками.

Я по-взрослому уперлась взглядом в потолок.

Риггс обхватил мои щеки. Температура моего тела поднялась до опасной отметки, а невидимая струна под пупком сжалась и натянулась. Мне пришлось напомнить себе, что он всего лишь Риггс, дружелюбный сосед по комнате, который шутил, что может заняться со мной сексом, но ни разу не выступил инициатором. Тот самый Риггс, у которого не было ни гроша, который не хотел детей и у которого даже не было велосипеда.

— У тебя был дерьмовый день, Поппинс. Так бывает. Плохие дни будут случаться и дальше. Тебе нужно просто отмахнуться от них. — Он пристально смотрел мне в лицо, и я почувствовала себя еще более голой, чем несколько минут назад, когда я действительно была голой. — Прости, что я был резким. Головная боль — не оправдание. Теперь иди одевайся, а я пока принесу нам тако. Я угощаю.

У меня открылся рот.

— Угощаешь? — Он никогда раньше не предлагал заплатить за что-нибудь. Я даже никогда не видела его бумажник.

— Ага.

— Но ты ни за что не платишь. Никогда.

— Я люблю все попробовать хотя бы раз.

— Ты можешь себе это позволить? — потребовала я. — Я не хочу, чтобы ты завтра голодал или что-то в этом роде.

Теперь, когда я чуть меньше злилась из-за окна, я нехотя призналась себе, что не хочу ставить его в неловкое положение. Что, если он скуден, потому что оплачивает огромные медицинские счета или что-то в этом роде?

Он бросил на меня полный отчаяния взгляд.

— Я могу заплатить за несколько тако.

— Ты уверен?

— На восемьдесят три процента.

— А где остальные семнадцать процентов?

— На полу. Ты сбрила их бритвой, которую собирались использовать в качестве оружия.