Холодное сердце Хальгорда

— Ох, Эви на неё одна надежда, — хмыкнула та и заразительно захохотала, — удумали, тащить мать на драккар силком.

До самого замка мы посмеивались, вспоминая, как здоровый сорокалетний детина, тащил на руках старушку Анни и ругался, когда прилетали оплеухи от сопротивляющейся матери. Не знаю, что в итоге изменило решение сыновей моей подруги, но те, сжав мать в своих медвежьих объятиях, долго ей что-то шептали, а после не оглядываясь взошли на драккар.

Заходить в поселение было немного жутко, тёмные окна домов и тишина. Только изредка раздавалось мычание коров, пасущихся на лугах и блеяние овец в овчарнях. К сожалению, всех животных уместить на драккары оказалось невозможным.

— Сколько Эирик сказал, осталось в долине? — спросила Анни закашлявшись.

— Человек тридцать, если нас не считать

— Много, — хмыкнула Вилма, — и на что надеяться, драккаров нет, чтобы покинуть долину.

— А вон, поживиться пошли, — с усмешкой бросила Хельга.

— И зачем им это, — вполголоса, будто размышляя, проговорила Анни, — к Одину не возьмёшь.

Наблюдать дальше не стали, запершись в замке, мы ещё долго сидели на кухне. Пили отвар и молчали, всё было давно сказано. А ближе к полуночи мы разбрелись по своим комнатам, напоследок каждая из нас долго вглядывалась в лица друг друга, как будто прощаясь.

Укладываясь спать, я неожиданно почувствовала небывалый прилив сил и умиротворение. Засыпая, на краю сознания до меня донёсся родной и знакомый голос, обещающий скорую встречу... — Апчхи!

Меня разбудил ужасно противный писк, от неприятного звука я поёжилась. В глаза непривычно слепило солнце, а странный запах раздражал слизистую носа. — Апчхи!

— Очнулась! — кто-то громко выдохнул, раздался стук закрываемой двери и снова тишина, остался лишь надоедливое пиканье.

— Не узнала голос, на Анни непохож. Нда… а сил-то совсем нет, — пробормотала, с трудом поднося руку к глазам, они совсем не хотели открываться, — этот газ скоро меня доконает.

— Как вы себя чувствуете? — раздался над моей головой мужской голос, напугав меня до ужаса.

— Плохо, — ответила, чуть приоткрыв глаза, я тут же их быстро зажмурила, и сиплым голосом, прохрипела, — я в больнице?

— Да вы в больнице, Элина мне нужно проверить ваше состояние, позже я отвечу на все ваши вопросы, — произнёс всё тот же мужской голос.

— Угу, — промычала, от потрясения я не могла вымолвить и слова, а мысли в голове судорожно метались.

— Мы вызвали вашу маму, она скоро прибудет, — продолжил, судя по всему, врач.

— Мама? — беззвучно прошептала, тут же застонав от дикой разрывающейся боли в голове. Воспоминания о жизни Элины бурным потоком обрушились на меня, вытесняя воспоминания Эвелин. «Нет»! мысленно воскликнула я, схватившись за голову.

— Тихо, тихо. Вам нельзя сейчас делать резкие движения, — произнёс мужчина, осторожно опуская мои руки на кровать, — подождите, сейчас вам станет легче.

Не знаю, что он мне дал, но вскоре я погрузилась в сон, без сновидений. И не знаю, сколько времени я проспала, но открывать глаза было страшно. Противный писк исчез, но запах больницы и забытый звук проезжающих машин за окном, сообщали, что я всё ещё жива и нахожусь в своём мире. А в своём ли?

— Эли, доченька, — прошептал женский голос, и я почувствовала, как мою руку сжали, — как же долго ты спала.

— Мама? — просипела я, чувствуя, как по щекам бегут слёзы, — мама, я так соскучилась.

— Всё хорошо доченька, теперь всё будет хорошо, — повторяла мама, гладя меня по голове, — теперь всё будет хорошо.

Из больницы меня выписали только через месяц. Меня долго обследовали, откармливали и помогали привести мышцы в порядок. Живя этот месяц в палате, я ни разу не подошла к окну, мне было страшно… страшно увидеть другой мир.

Я словно улитка, спряталась в домик и боялась его покинуть, но время пришло и вцепившись в руку мамы я, зажмурив глаза, сделала первый шаг.

— Сейчас домой приедем, я тебе твоих любимых сырников приготовлю, — говорила мама, поддерживая меня под руку.

— А лепёшка дома есть? И мясо? — спросила, удивлённо осматриваясь, вокруг было одновременно всё знакомое и нет.

— Купим, тебе сейчас нужны силы.

Проезжая по улице вдоль высоток, я чувствовала себя букашкой — маленькой. Огромные дома нависали над спешащими куда-то людьми, давили своей мощью. Куда не посмотришь всюду серые здания и очень мало света и зелени.

— Ну вот, приехали, — бормотала мама, придерживая дверь такси, — сейчас провожу тебя в квартиру, а сама в магазин схожу, лепёшек куплю и мясо.

— Не надо, пусть будут сырники, — сказала, вздрагивая от рёва включённой сигнализации, — пойдём домой.

В квартире я долго ходила по двум небольшим комнатам и крошечной кухне, трогала вещи, вдыхала запах хлеба. Отрешённо смотрела в телевизор, привычным и быстрыми движениями включив компьютер, набрала пару фраз в текстовом редакторе, изумляясь памяти тела. И очень долго смотрела в окно, с высоты восемнадцатого этажа с удивлением разглядывала крохотных человечков, снующихся внизу.

— Эли, к тебе в больницу Дима рвался, да я не пустила, — сказала мама, с тревогой посмотрев на меня, — вот звонит снова.