— Он не заслуживает быть жертвой чьего-то гнева, — наконец ответила она, чувствуя, что язык из раза в раз все неохотнее слушается ее. — Визенгамот оправдал Малфоев, а значит мы не в праве вершить человеческие судьбы. И меня убивает то, что все вокруг испытывают несметную радость, наблюдая за его состоянием, — Гермиона осеклась, вспомнив, что никто вокруг не должен знать о том, что на самом деле происходит с Драко. — Скажи, чем мы лучше тех же Пожирателей смерти, если можем спокойно смотреть на то, как человек становится жертвой нападения?
Джинни молчала. Она слышала эти слова множество раз, но все равно отказывалась мириться с ними и принимать позицию подруги: недавняя смерть старшего брата оставила на ее сердце болезненную рану, которая неприятно ныла всякий раз, когда кто-то пытался оправдать причастного к делам Волан-де-Морта человека.
— Сегодня день рождения Айзека, праздник уже полчаса как начался. Я ушла, чтобы найти тебя, но знаешь… — Джинни горько усмехнулась, смахивая со щеки горячую слезу, — будет лучше, если ты не придешь.
Она моментально развернулась на месте и быстро зашагала на выход, не давая Гермионе возможности возразить или хотя бы попытаться оправдаться.
— Джинни, постой, — растерянно окликнула она подругу, поднимаясь на ноги. Но та и не подумала остановиться.
— Мисс Грейнджер! — гневно шикнула мадам Пинс, тем самым напоминая студентке о том, что та находится в библиотеке.
Гермиона, пропустившая ее замечание мимо ушей, осела на стул и прикрыла лицо ладонями, сглатывая скопившуюся в горле горечь. Воспоминание о недавнем разговоре с Джинни, которая действительно попросила ее прийти в половину седьмого и помочь с подготовкой праздника, насмешливо ожило перед глазами, будто пытаясь усилить пульсирующее в груди чувство вины десятикратно.
Просидев так какое-то время, Гермиона сдала мадам Пинс ранее взятые книги и, сняв со спинки стула сумку, покинула библиотеку. После произошедшего она не могла заставить себя прочитать еще хотя бы предложение, касающееся темной магии: девушка и без того чувствовала себя проклятой.
Войдя в гостиную, Гермиона, словно пребывая в трансе и не видя ничего вокруг себя, проследовала к винтовой лестнице, намереваясь поскорее оказаться в комнате и дать волю эмоциям. Ей хотелось наложить на спальню «Оглохни» и наконец-то выпустить наружу горькие слезы, которые болезненно жгли глаза.
Она чувствовала себя хуже некуда. Голоса, ранее убеждавшие ее не помогать Драко Малфою, в это самое мгновение насмехались над ней, довольствуясь настигнувшим ослушавшуюся девушку возмездием. Желание помочь нуждающемуся стоило ей слишком многого. Кем отныне она была в глазах друзей? Мерзкой лгуньей, которая решила пойти против всех в попытке спасти того, кто, по мнению большинства, был этого недостоин? Очевидно, так оно и есть. И от осознания этого хотелось лезть на стену.
Вкупе с сожалением она испытывала несметную злость и обиду. Да, она и впрямь злилась на друзей, ведь те готовы были откреститься от нее лишь из-за того, что имели отличную от ее собственной позицию в отношении происходящего. В силу возраста они не были детьми, которые не могли мыслить здраво, поскольку выпускали на передний план школьную обиду на слизеринского задиру, но почему-то наотрез отказывались вести себя как взрослые люди. Разумеется, масло в огонь подливала недавняя война, в которой каждый из них потерял близкого человека. Вот только вместо того чтобы попытаться наладить мир и разогнать грозовые тучи над головой, они предпочитали тянуть за собой разруху и хаос. Гермионе казалось, что она была единственным человеком, который действительно готов был зарыть топор войны ради общего благополучия.
Она должна была злиться на Драко, ведь именно он был причиной, по которой в ее отношениях с друзьями возник разлад. Но она не могла, ведь он никогда не просил ее о помощи. Она сама приняла это решение, заранее зная, чем это может обернуться.
Гермиона изо всех сил старалась поступить правильно, но в конечном счете все равно оказалась в проигрышном положении. Единственное, что ей оставалось делать — надеяться, что друзья все же смогут понять ее, когда обида в их груди поутихнет. Она не хотела лишаться близких, но в то же время не собиралась изменять своим принципам и убирать ранее протянутую руку помощи, тем самым обрекая человека на падение в бездну: пустые обещания были ей чужды.
— Тебя искала Уизли, — сухо бросил Драко, сидя на ковре перед разожженным камином.
Держась за поручень лестницы, Гермиона на мгновение замерла, после чего перевела взгляд в его сторону. Надо же, она даже не заметила Малфоя, хотя он на сей раз не скрывался во мраке, как делал это обычно.
— Да, я знаю, — ее голос предательски дрогнул, оповещая слизеринца о подавленном состоянии его собеседницы. — Мы с ней уже встретились.