Холодное солнце

Илья Борисович с сожалением думал о том, что его мальчики почему-то непременно желают доказать ему, что машина – дура, что-то вроде зубрилы-шахматиста без ума и фантазии. Но почему? Может, ревнуют? К машине ревнуют губошлепы!

– Даже побили? – Блюм усмехнулся, и глаза его сверкнули. – Он живой?

– Да. Какой-то прохожий отбил его. Напугал толпу: сказал, что Артист – рабочий из его отряда, проглотивший какие-то радионуклидные источники. Гуманист!

– Радионуклиды? Бред! А впрочем… Недурно придумано! Что-то вроде отвлекающего маневра. Где сейчас Артист и тот гуманист? – Блюм встал.

– Если хотите, я запрошу данные по этому инциденту.

– Да, непременно. Думаю, это они! Как получишь сводку, сразу мне на стол. И вот еще что. К северной стене Лабораторного корпуса, туда, где это произошло, направьте поисковый отряд. Естественно, не на улицу, а во двор. Пусть ищут!

– Что ищут?

Не знаю, идиот! – Шеф зловеще уставился на своего подчиненного. Молодой человек побледнел и опустил глаза, играя желваками. – Ну, что стоишь? Бегом марш! – рявкнул Илья Борисович.

Через двадцать минут Блюму, нервно постукивающему костяшками пальцев по столу, сообщили, что во дворе у забора не обнаружено ничего, кроме ржавых бочек, битого кирпича, россыпи окурков… и рваных резиновых перчаток.

– Вот оно! – воскликнул Блюм и облегченно вздохнул.

Пасьянс сложился.

Илья Борисович распорядился прекратить поиски Эталона в стенах института и распустить сотрудников по домам. Всех, кроме…

22

Донской все еще стоял в телефонной будке.

Нужно было ехать к прозектору за урной. Но лил дождь…

Вероника давно упорхнула из будки, зажав в кулачке зеленую банкноту. Выпросила! Этой птичке от Глеба более ничего и не надо было. Зелененькая вполне устроила ее молодую душу…

Ее имя напомнило ему давнишнюю историю.

Лет двадцать прошло с тех пор, как он, тогда еще студент, прибыл на заполярное месторождение, где заканчивалась разведка и уже начиналась добыча золота. Вожделенное «рыжье» – мелкодисперсное золото – добывалось там из рудных тел в шахтах на глубине до двухсот и даже трехсот метров. Оконтуриванием этих рудных тел и должен был заниматься геофизик Донской.

Ту странную грустную девочку лет восьми-десяти он приметил среди населения бурового поселка в день прилета. Она стояла рядом с вертолетом и исподлобья смотрела на него, растерянно озирающегося по сторонам в поисках человека из администрации.

Потом, когда он уже начал работать, она подходила к его буровой и часами простаивала у входа, глядя широко расставленными миндалевидными глазами в сумрак дощатой трапеции, где студент Донской описывал керн.

В геофизике ему места не нашлось.

Начальство «бросило» его на буровую.

– Ничего, – сказал начальник экспедиции, – когда будешь уезжать, подкинем тебе геофизических материалов. На диплом хватит. А пока нам требуются геологи на буровых. Один, понимаешь, умер, а двое уже месяц болеют…

Девочка никогда не входила в помещение, где со скрежетом работал станок и буровик с помощником таскали туда-сюда обсадные трубы. Она стояла у входа и смотрела на него. Глеб краем глаза также наблюдал за ней. Однажды, стараясь придать голосу хрипловатые нотки, он строго сказал:

– Ты меня насквозь просмотришь, и я умру. Потом резко обернулся к ней, готовый рассмеяться, и замер, увидев ее полные смятения глаза.

– Не бойся! – смягчился Глеб, понимая, что напугал девочку, но та исчезла.

После этого случая он пробовал узнать, чего же девочке нужно, но она всякий раз убегала в поселок, резво мелькая худыми лодыжками и оборачиваясь на него.

Потом он увидел ее в поселковой столовой – в вагоне-бытовке, где подавали пельмени с начинкой из колбасного фарша, прокисшие борщи из неприкосновенного запаса Красной армии и горячий хлеб. Девочка стояла спиной к нему и сжимала в руках сумку.

Глеб порылся в карманах и извлек половину шоколадки. Подойдя к девочке сзади, он присел на корточки и осторожно тронул ее за плечо.

– Привет! Держи шоколад!

Она испуганно смотрела на него и молчала.

– Ну, долго вы еще в гляделки играть будете? Вероника, чего тебе? – насмешливо крикнула баба в белом халате. – Давай банку-то!

Девочка отодвинулась от Глеба и, беспомощно хлопая глазами, протянула банку продавщице.

– Покажи, сколько у тебя денег? – Продавщица взяла из протянутой ладони смятые рубли и пересчитала. – Ясно, двойную порцию. Ну вы и едоки! Не едите, а клюете – точно птицы небесные! – продавщица засмеялась.

Наложив пельменей, она сама упаковала банку в сумку. Девочка направилась к выходу, низко опустив голову. Глеб остановил ее и насильно вложил в ладонь шоколад.

– Что вы с нашей девчонкой делаете? – нахально смотря в глаза Глебу, воскликнула продавщица. – Она ж совсем ополоумела.

– А что я делаю?

– А то, что приезжаете такие столичные да кудрявые! Наши-то мужики давно как звери ходят, а вы небось и одеколоном душитесь?

– После бритья. А разве нельзя?! – Глеб не понимал эту бабу, губы которой расплылись в непристойной улыбке.

– Прячьте его подальше. Мужики узнают – выпьют!