Холодное утро в 3018

— Если… если… И ради этого вы замучили столько людей? Вы не знаете наверняка, только предполагаете! Нет, вам всё равно. Вас ведёт что-то другое! Любопытство доктора, который режет мышей! Мы для вас мыши, не люди! Дело не в спасении детей, вы думаете о другом. О способностях илионийцев, так?

— Они ведь учили тебя. Пришельцы. Верно? Расскажи об этом! — тут доктор резко поднялась на ноги, приподняла мой подбородок и заставила взглянуть ей прямо в глаза. Холодные. Безразличные. Пустые.

— Ничего я не знаю. Мне нечего рассказывать!

Её ногти оцарапали лицо, а я, связанный по рукам и ногам, никак не смог увернуться.

— Но ты создал стену изо льда, гладкую, как стекло, и невероятно прочную. Настолько прочную, что лазерные лучи не смогли сразу её разрезать! Как ты это сделал? Ну, Александр!

— Не знаю! Я нервничал, я был напуган! Меня едва не убили, моих друзей чуть было не застрелили! Это вышло само собой! Вы напрасно тратите время! Может, лучше ещё раз просканируете мои мозги или вообще их вытащите?

— Я не хочу тебе зла. Я лишь хочу понять, понять, как это работает, — вздыхает она и отступает назад.

Вот во имя чего было принесено столько жертв! Чтобы понять, как это работает! Проклятье! Проклятье! Как же так? Как же так?!

— Ты обладаешь уникальным даром! Ведь это правда, Алекс! Уникальным даром! Испокон веков люди мечтали повелевать силами природы, разве нет? Ты особенный, значит, сможешь получить всё, что пожелаешь. Деньги, положение… Чего ты хочешь?

Подумать только! Решила сыграть на моей жадности! А почему бы и нет? Ведь я… я, и в самом деле, мечтал быть богатым, успешным, свободным… Но к чему теперь вспоминать об этом?

— Вы гнусная дура! Лицемерка! Проклятый балаган! Нет никакого уникального дара, который следует восхвалять! И никогда не было!

* * *

Ей всё равно. Хильде фон Вейнер. Когда умер её ребёнок, она сломалась, перегорела. Она потеряла цель в жизни и отчаянно искала новую. Вот и нашла. Доктор фон Вейнер не злорадствует, не наслаждается чужими страданиями, не радуется им, просто ей нет до них никакого дела. Как и всем остальным учёным. Проклятые технократы отлично подобрали персонал станции, выбрали самых чёрствых людей на свете, тех, кто давным-давно ушёл в себя.

Мне с ними не сладить, их не разжалобить, не переубедить. Им всё равно. Всё равно! Раньше я представить себе не мог, что существует подобное равнодушие.

Опять эта комната, в которой лампы слепят глаза. Я снова боюсь отключиться и в полузабытье царапаю матрас. Мне представляется Хильда фон Вейнер, склонившаяся над постелью сына. Я словно вижу её остекленевшие глаза, более не способные плакать. Я понял её замысел слишком поздно. Её рассказ меня уничтожил, раздавил. Жалость мешает ненавидеть. Жалость делает меня слабым.

Кажется, я уже сошёл с ума, окончательно рехнулся. Теперь я знаю, что чувствовал Томас Вингфилд, стоя под палящим солнцем в бочке, которую несло течением. А кругом акулы…

И нет надежды, ведь знаешь: никто за тобой не придёт.

* * *

Я пытался сбежать. Три раза. Но выбраться из белой камеры, удрать от дроидов, угнать корабль, провернуть всё это в одиночку практически невозможно. Я затаился, выжидал, наблюдал, вынашивал план. Старался не упустить ни одной, даже незначительной детали. Гвардеец должен быть внимательным, бдительным, должен всё подмечать, видеть скрытое, тогда он сможет предотвратить преступление. В последний раз я сумел добраться до посадочной площадки. Уставший, безоружный, я ещё на что-то надеялся. Вряд ли бы я смог умыкнуть корабль, даже если бы пробрался внутрь, не прошёл бы идентификацию личности пилота, а без этого двигатель не запустить.

Проберись на какой-нибудь транспортник и жди, когда тот покинет станцию, скажете вы? Не вариант. Меня быстро отследят по чипу. Дьявол!

Сначала я злился, потом запаниковал, и, наконец, устал от метаний.

Неужели пришло время сдаться?

* * *

— А если бы на моём месте оказался ваш сын? Что бы вы сказали, доктор? У ваших подопытных были семьи, родные люди, которые их ждали. Кого-то вы отпускали домой на время, чтобы не вызвать подозрения. Ох, разумеется, какой бы поднялся скандал! Технократы проводят опыты на людях! Прощай, правительство Бергмана! Прощайте, программы освоения планет! Все эти города под куполами на Марсе… А каково было тем несчастным возвращаться домой и молчать о том, что они пережили? Вы, конечно же, об этом не подумали. Рано или поздно они перестанут молчать. Рано или поздно, — беснуюсь я, когда доктор в очередной раз подключает чёртовы датчики.

— А как же оправданная жертва, Александр? — усмехается Хильда фон Вейнер. Она издевается надо мной.

— Оправданная жертва? Жертва должна быть добровольной, а иначе это самое настоящее убийство! Вы погубили достаточно ни в чём не повинных людей, кого-то убрали, как ненужного свидетеля, кого-то запытали до смерти. Да ещё и оправдываете это благими целями. Мол, климат меняется, и мы можем остановить потепление, мол, мы поможем найти лекарство от всех болезней. Какая мерзость! Наглая ложь! Вы думаете: нас можно использовать как оружие!