Жажда опасностей стала для меня своеобразным наркотиком. Так и подмывало снова нарваться на неприятности, пережить ужас, неопределённость, оказаться на линии огня и выйти сухим из воды. Не знаю, почему, но я рассказал об этом Эжени. Я не делился этим ни с кем, даже с Хавьером (хотя он понимал всё без слов, понимал и бесился), а едва знакомой девушке проболтался. Ну и дела!
— Так вот откуда у тебя такая тяга к риску. Ты же понимаешь: это нездорово, — заключила Эжени. Она взирала на меня с неодобрением. «Лицемерка! А сама-то что удумала? Едва ли не в одиночку охотится за киллерами из Гильдии!»
— Да, но ничего не могу с собой поделать.
— Ты всё-таки магистр права, должен соблюдать правила. А ты любишь их нарушать. Значит, ты немножко пират, — слабо улыбнулась она.
Десятки голограмм пестрили похожими сообщениями. Репортёры всё-таки добрались до Эжени! Бедняжка! Сто пятьдесят раз отвечать на одни и те же вопросы, мусолить злосчастную тему, никому не отказывать в комментариях, когда больше всего на свете хочется спрятаться, забиться в угол, избавиться от любопытных взглядов и постоянных расспросов. Я закрыл все вкладки, положил голову на руки и прикрыл глаза. Ещё одна бессонная ночь. Кажется, это вошло в привычку. До четырех часов утра Хавьер и я пытались расшифровать треклятое сообщение Никифорова.
Друга уже битый час распекал начальник — ведущий детектив, офицер полиции Ричард Фрост. Ему стало известно, что Хавс вышел за пределы полномочий и принял участие в поисках профессора. Конечно, Хавьер не совершил ничего незаконного, но детектив Фрост считал, что мы ненароком могли навлечь беду на доктора Никифорова и пустить по его следу убийц. Признаться, и у меня возникала подобная скверная мысль. Но ведь мы были осторожны…
Мой друг вышел из кабинета начальника с белым, как мел, лицом, нахмуренными бровями и стиснутыми от злости зубами. Детектив Фрост обращался с молодыми подопечными, как с детьми, а Хавьера этого бесило.
— Продолжишь в том же духе — лишишься значка, Леон! — офицер последовал за Хавьером к его рабочему столу. Другие детективы тут же повыскакивали с мест. Ричард Фрост — высокий, широкоплечий, седеющий, но с густой шевелюрой, мужчина в квадратных очках. Перед ним трепетал весь полицейский участок. Он никогда не кричал, вообще не повышал голос. Фрост говорил зловещим шёпотом, и именно этот тон приводил подопечных в неописуемый ужас. Он был чересчур справедлив и никогда не наказывал их просто так. Они не боялись гнева старшего детектива, казалось, он никогда не злился, они страшились его разочарования. — Ты не должен был скрывать от детектива Фишер свои делишки. Помочь девушке, дядюшка которой попал в беду, благое дело, но теперь он мёртв. И если твоя, так называемая помощь всплывёт на поверхность, если девчонка проболтается журналистам, которые толпами за ней ходят…
— Вряд ли Эжени Логинова пойдёт на такое, — возразил я, вспомнив горящие ненавистью к навязчивым репортёрам глаза девушки.
— Ты не можешь знать наверняка, Александр. Нам не нужны проблемы с прессой, а, поверь мне, журналисты будут долго стоять над нашей душой. И какой поднимется скандал, если мы не сумеем раскрыть это дело! А мы чертовски зависим от рейтингов, показателей эффективности и прочей чуши. И пока время играет не на нашей стороне. Это тухлая история, Хавьер, понимаешь? Гильдия, тайные делишки Никифорова, нежелание Бэзила Логинова помогать родственнику. Есть в этом что-то мерзкое. Но раз уж взялся за дело, Леон, то отступать поздно. Тебя, Алекс, я не могу отчитывать, как мальчишку, хотя язык так и чешется. Вот поступишь на службу, тогда и поговорим. Теперь Хавьеру придётся довести расследование до конца и расшифровать проклятое сообщение. Но если он облажается, пострадает репутация всего участка. Будь осторожен, всегда держи в курсе детектива Фишер, не выходи за границы полномочий и не таскай повсюду дочку Логинова. Если с девчонкой что-то случится, мы, все мы, дорого за это заплатим!
Хавьер скорчил за спиной Фроста отвратительную рожу. Репутация. Репутация. По мнению Хавса, все средства хороши, если они позволяют достичь цели.