Холодное зеркало (СИ)

В Волшебных Холмах не принято говорить о смерти. Считается, её здесь нет. Но если кто-то из Лесных фейри гибнет - в стычках ли с людьми, или по воле несчастного случая, его тело с почестями зарывают под корнями Великого Древа. И очень скоро на нём появляется новая ветка. На памяти Ализбара никого не хоронили. Если не считать тех самопальных ритуалов, которые он проводил для крыс и лягушек, окончивших свои дни под ветвями Великого Древа. Мальчик надеялся, это поможет мелким тварям обрести новое, более интересное и менее уязвимое воплощение. Странно, но перед ними он чувствовал больше вины, чем перед оленями или поросятами, которых употребляли в пищу. Возможно, дело было в том, что питаться приходилось всем, но он никогда не видел, чтобы кто-то ещё приходил беседовать с мёртвыми.

Ещё он никогда не видел на дереве плодов. Мастер Сидрик однажды заметил, что "этот трухлявый пень давно уже не способен цвести". Но дети в Волшебных Холмах продолжали появляться. Почти всегда - после Самайна, из-под плащей всадников Дикой Охоты. С первыми лучами солнца всадники на взмыленных лошадях влетали в лес, ломая кусты, а, бывало, и волоча за собой одно-два окровавленных тела.

Росли дети быстро. Особенно те, кого грудью поила какая-нибудь из высших волшебниц. Всего за несколько лет малыш превращался в синеглазого юношу, а потом - молодого мужчину, всё так же с удовольствием прикладывающегося к пышной груди, однако уже с другой целью. Впрочем, у некоторых детей глаза наливались не синевой утреннего неба, а закатным красным. Зубы при этом росли настолько длинными и острыми, что вскоре им приходилось менять рацион, и отнюдь не на зелёный мёд, которым питался Ализбар, выкормленный молоком священной козы.

Он не знал, откуда родом была его мать и куда подевалась, произведя ребёнка на свет, и вряд ли когда-нибудь выяснит: отец, похоже, решил унести эту тайну к Корням. Иногда Ализбар мечтал, как великолепного и холодного дин-ши закопают в мягкую землю, обложат камешками, закидают разноцветными листьями, обильно польют, а когда отец прорастёт зелёным побегом, Ализбар отыщет одну-единственную струнку-капилляр, дёрнет за неё и уж тогда наверняка заставит рассказать, кого из короткоживущих соблазнил своей холодной красотой Ночной Всадник. Была ли она простодушной пастушкой, слишком близко приблизившейся к Холмам, или романтичной принцессой, изнывающей от скуки за неприступными стенами отеческого замка. Неприступными для людей - но не для фейри.

- Выходи, Олле, сколько тебя можно ждать?

В дупле шумно завозились, по стволу стрелой метнулась белка.

- О, - удивился Ализбар, - ты пустил к себе жильцов?

- Мы с ней похожи, ты не находишь? - рыжевато-бурая шевелюра показалась из дупла. Олле весело сверкнул угольками глаз и уселся на ветку верхом.

- Принёс угощение? Какой воспитанный мальчик!

- У меня есть вопрос.

- Ах-ах-ах! - Олле смешно сморщил кукольное личико. - А я-то подумал, ты спал и видел, как бы порадовать старого друга перед праздником. Но нет! Всюду корысть и тонкий расчёт, даже в столь юных неоперившихся созданиях. Куда катится этот мир? В наше время дети были честнее, наивнее, чище!

- Брехливый попугай! - мастер Сидрик раздражённо отвернулся, едва не свалившись со своей ветви.

- Вопрос как раз по поводу праздника, - сказал Ализбар, нисколько не обидевшись на шутливую отповедь. - Я спросил у мастера Лигрика, почему наутро после Солнцеворота не принято смотреть в зеркало.

Олле вынырнул из кубка, к которому до этого от души прикладывался:

- Очень интересно! И как же ответил твой загадочный мастер?

- Новой загадкой. Мне кажется, - Ализбар задумчиво покачивал ногой, - он имел в виду какое-то особое зеркало. Или даже Зеркало. Он сказал, что в день после Солнцеворота в нём можно увидеть своё истинное лицо. И оно мне не понравится.

Мастер Сидрик рассмеялся дробным издевательским смехом, Олле, как ни странно, его подхватил. Только красавица Элемиль недоумённо переводила огромные глаза с одного на другого.

Ализбар шикнул, порадовавшись про себя, что на этой развилке всего три крупные ветви: если бы от его заклинания повылазило с десяток-другой ушедших, и все они принялись заразительно гоготать, это привлекло бы ненужное внимание. Юноша запустил в Сидрика кофейным зёрнышком. Старый мастер поймал его на лету и нежно прижал к груди.

- На этот раз надутый индюк перемудрил сам себя, - заявил Олле, выразительным жестом опрокидывая пустой бокал.

- Если бы старый болван видел не одну подёрнутую рябью воду, он бы никогда не стал шутить так в твоём присутствии, мальчик мой, - сказал мастер Сидрик, самодовольно поглаживая бороду.

- Я так и думал, что он, водный фейри, имеет в виду не обычное зеркало, - Ализбар забрал у Олле бокал, а на ветку Сидрика осторожно выложил ещё пять кофейных зёрен. - Речь шла о зеркале озера? Какого-то конкретного?

- Нет, - Олле неторопливо облизывался, как кошка, - твой Наставник говорил о плите Армина. Правда, на самом деле это вовсе не зеркало.

Он замолк, явно ожидая вопроса.