Зобатый, пожалуй и не видывал никого мертвее того мерзавца.
– Я хочу, чтобы ты занял его место.
– А? – ошарашенно переспросил Зобатый. – Что-то в ушах шумит до сих пор. Я, кажется, малость ослышался.
Доу подался ближе.
– Я хочу, чтобы ты при мне был вторым. Вел моих карлов. Смотрел за моей спиной.
– Я? – вылупился Зобатый.
– Ты, ты, драть твою лети! Совсем, что ли, оглох?
– Но… почему я-то?
– Ну как. У тебя опыт. И уважение… Прямо скажу: ты мне напоминаешь Тридуба.
Зобатый моргнул. Ничего более хвалебного он ни от кого прежде не слышал, а уж тем более от человека, из которого похвалы щипцами не вытянешь. Насмешку – да, окрик – да, но похвалу…
– Ну, э-э… не знаю, что и сказать. Благодарю тебя, вождь. Это много для меня значит. Чертовски, знаешь ли, много. Да будь во мне хоть десятая доля достоинств этого человека, радости моей и гордости не было бы…
– Да насрать. Ты, главное, скажи, что согласен. Мне нужен кто-то, на кого я могу положиться. А ты, Зобатый, делаешь все как в старину, по-правильному. Ты прямой, как резак, теперь таких немного осталось. Просто скажи, что ты на это пойдешь.
В облике Доу мелькнуло что-то странное. Как-то слабовольно дрогнули губы. Похоже, Зобатый уловил то, чего Доу никогда не выказывал на людях: страх. Да-да, со всей внезапностью он углядел именно его.
У Доу не было никого, к кому он мог бы без опаски повернуться спиной. Не было друзей, а только те, кого он страхом же заставил служить себе, да еще прорва врагов. И оставалось ему лишь довериться малознакомому человеку, потому что тот напоминал ему старого товарища, давно ушедшего в грязь.
Стоимость и цена великого имени. Плоды, пожатые за жизнь в черном теле и черном же деле.
– Конечно же, пойду, – вот так взял и сказал Зобатый.
То ли он, как бы безумно это ни звучало, на секунду к Доу проникся, осознал одиночество вождя. Или же это тлеющие угли собственных амбиций, которые, как он полагал, давным-давно в одночасье выгорели у могил его братьев, а Доу их разворошил, а они, гляди-ка, после стольких лет возьми да разгорись. В общем, слова прозвучали, а слово, как известно, не воробей. Причем сказал их Зобатый без обдумывания, правильно он поступает или нет – в отношении себя, своей дюжины, вообще кого и чего угодно. Тут же возникло жутковатое чувство, что он сделал глупейшую, а главное, непоправимую, ошибку.
– Но только пока длится битва, – поспешил оговориться он, отгребая от рокового водопада насколько возможно. – Буду держать брешь, пока ты не подыщешь кого получше.
– Вот и молодчина.
Доу протянул руку, и они скрепили слова рукопожатием. А когда Зобатый вновь поднял глаза, его взгляду предстал всегдашний волчий оскал, без малейших признаков слабости, страха или чего-то там еще.
– Зобатый, ты поступил как надо.
Зобатый смотрел, как Доу по склону поднимается обратно к камням, и с тяжелым сердцем раздумывал, действительно ли это с вождя упала маска жесткости, или же он просто нашлепнул поверх нее маску мягкости. Поступил как надо. Это что же получается: он, Зобатый, только что подписался стать правой рукой у самого ненавистного во всем свете злодея? Человека с количеством врагов бо́льшим, чем у любого в стране, где каждый друг с другом на ножах? И он, Зобатый, обещал оберегать жизнь человеку, который ему даже не особо по нраву? Зобатый беспомощно застонал. А что скажет дюжина? Замотает головой Йон с лицом, подобным грозовой туче. Дрофд, угрюмо нахохлившись, отведет взгляд. Брек, по обыкновению, начнет яростно тереть виски… Тьфу ты, ведь Брек отошел в грязь. А Чудесница? Мертвые, вот уж кто…
– Зобатый!
Вот она, легка на помине, у самого локтя.
– Ау, – Зобатый невольно отшатнулся.
– Как харюшка-то?
– А? Да ничего, наверно… Как там все, в порядке?
– Йон получил в руку осколком древка, так что лютует еще больше обычного. Но жить будет.
– А-а. Ну и славно. В смысле, это я не о древке, а о… Так, обо всем. Хорошо, что все хорошо.
Чудесница нахмурилась, подозревая неладное, что неудивительно, исходя из его жалкой попытки что-то от нее скрыть.
– Что тебе там напел наш благородный протектор? Чего он хотел?
– Он хотел…
Зобатый пожевал губами. Как бы это складнее высказать… А впрочем, говно все равно говно, какие розочки из него ни лепи.
– Он хотел мне предложить… место возле себя. Вместо Треснутой Ноги.
Зобатый ожидал злобного ехидного смеха, уничижающих колкостей, но Чудесница лишь прищурилась.
– Тебе? И зачем?
Хороший вопрос. Зобатый и сам начал задумываться.
– Ну, он сказал, что я прямой. Как резак.
– Это и так ясно.
– Еще сказал… что я напоминаю ему Тридуба.
Зобатый поймал себя на том, с какой гнилой помпезностью он произносит эти слова. Теперь уж она точно рассмеется. Но Чудесница лишь снова сощурилась.
– То есть что тебе можно довериться. Ну так это и без того все знают. А мне кажется, причины здесь иные.
– Какие же?
– Ты был тесно связан с Бетодом и его окружением, а до этого с Руддой Тридуба. Так что Доу наверняка думает, что через тебя может обзавестись друзьями, которых у него нет. Или что у него поубавится врагов.
Зобатый нахмурился: причины действительно иные. И веские.