Холодное железо

Кальдер этого толком и не слышал. Он стоял в воротах, отрешенно глядя через густеющий сумрак полей в сторону моста. Он любил своего брата. За то, что тот был постоянно на его стороне, даже когда все были против него. Потому что нет ничего важнее, чем родня. Он ненавидел своего брата. За тупость, за силу. За то, что он стоит у него на пути. Потому что нет ничего важнее, чем власть.

И вот брат мертв. И умер он, получается, из-за Кальдера. Из-за его бездействия. Разве это не то же самое, что убить человека?

Ему думалось о том, насколько это осложнит жизнь. Обо всех дополнительных задачах, которые ему придется взвалить на себя; об ответственности, которую он не готов принять. Теперь он единственный наследник бесценного достояния отца, всех его раздоров и тяжб, вражды и ненависти. И чувствовал Кальдер сейчас не горе, а скорее раздражение, которому сам втихомолку дивился. Все смотрели на него. Наблюдали, ждали поступков. Чтобы вынести суждение, что он за человек. А он растерялся; растерялся от самой мысли, почему это единственное чувство, которое у него вызывает смерть брата. Не вины, не печали, а холода. И еще злости.

И чем дальше, тем ее становилось больше.

Странные доброхоты

Суму стянули с головы, и Финри сощурилась. Комната была пыльная, с двумя подслеповатыми оконцами и низким, просевшим посередине потолком; со стропил свисали клочья паутины.

В паре шагов от Финри властно расставил ноги северянин, уперев руки в бока, а голову слегка откинув назад, в позе человека, привыкшего к неукоснительному и быстрому подчинению. Короткие волосы с проседью, лицо острое, как долото, в зарубках старых шрамов. На плечах мягко поигрывала блеском звеньев массивная золотая цепь. Персона, безусловно, важная. Во всяком случае, таковой себя считает.

За ним стоял человек постарше, продев большой палец в пояс возле рукояти видавшего виды меча. Скулы серебрились не то длинной щетиной, не то короткой бородой, а на щеке красовался свежий рубец, багровый, с розовыми краями, прошитый безобразными стежками. Вид у человека был какой-то невеселый и вместе с тем подчеркнуто решительный, как будто он не ожидал впереди ничего хорошего, но не видел способа этого избежать, а потому был намерен нести свою ношу до конца, чего бы это ему ни стоило. Видимо, подручный человека с цепью.

Глаза Финри привыкли к скудному свету, и она различила в затенении у стены третью фигуру – как ни странно, женщины. Причем с черной кожей. Женщина была высокая и худая, в длинном распахнутом плаще, под которым виднелось тело, перемотанное повязками из марли. Впечатление такое, будто она росла прямо из пола.

Несмотря на соблазн, Финри в ее сторону не обернулась. Вместе с тем она чувствовала, что за спиной у нее еще один человек, хрипло дышит на пределе слышимости. Наверняка тот самый, с металлическим глазом. Вот бы знать, держит ли он сейчас в руке свой ножичек, и если да, то как близко от ее спины. От одной этой мысли зачесалась кожа под грязнющим платьем.

– Это, что ли, она и есть? – едко ухмыльнулся человек с цепью.

Когда он повернул голову к чернокожей, стало заметно, что на месте одного уха у него лишь складка от старого шрама.

– Да.

– Что-то она не выглядит спасением от моих передряг.

Женщина немигающе уставилась на Финри.

– Быть может, раньше она выглядела поприличней.

Глаза у нее были, как у ящерицы, глянцево-черные и пустые.

Человек с цепью сделал шаг, и Финри заставила себя не отпрянуть и не съежиться. Что-то в облике и повадках этого исчадия исподволь давало понять, что он может вот-вот сорваться на насилие, а каждое незначительное с виду движение может обернуться ударом кулаком или головой, если не хуже. Что его так и тянет ее удушить и он постоянно себя сдерживает, пытаясь как-то отвлечься разговором.

– Ты знаешь, кто я?

Финри приподняла подбородок, пытаясь, наверняка безуспешно, выглядеть неустрашимой. Сердце билось о ребра так, что это непременно слышалось со стороны.

– Нет, – ответила она на языке северян.

– А, так ты меня понимаешь.

– Да.

– Я Черный Доу.

– Вот как, – она даже не знала, что сказать. – Я думала, ты выше.

Доу приподнял бровь с полоской шрама и оглянулся на подручного. Тот с присущей возрасту степенностью пожал плечами.

– Ну что сказать? Ты короче, чем твоя репутация.

– Все мы в основном такие.

Доу, прищурившись, оглядывал Финри, осмысливая ее фразу.

– Ну, а твой отец? Он выше меня?

Им известно, кто она. И кто ее отец. Непонятно как, но они все знают. Это или хорошо, или очень-очень плохо. Она взглянула на человека постарше, и тот, кажется, чуть виновато улыбнулся, но тут же болезненно поморщился – видно, напряг швы. Детина с металлическим глазом переступил с ноги на ногу, отчего скрипнула половица. Нет, от этой своры ничего доброго не жди.

– Мой отец примерно с тебя, – ответила Финри сипловатым полушепотом.

Доу осклабился.

– Что ж, получается, рост, черт возьми, в самый аккурат.

– Если ты думаешь добиться от него через меня какой-то выгоды, то будешь разочарован.

– В самом деле?

– Ничто не поколеблет его перед долгом.

– А лишиться тебя ему разве не жалко?