Он напрягся, смещая вес, чтобы встать, но Кальдер хрястнул ему кулаком по носу. Тенвейз квакнул и, брыкаясь, завалился навзничь, а Кальдер оседлал его и с невнятным ором молотил без разбору обоими кулаками – бездумно, по голове, по бокам, по отбивающимся рукам. Сумел и еще раз припечатать по облезлому носу, прежде чем кто-то схватил принца за локоть и поволок в сторону.
– Эй, эй! Кальдер, а ну хорош!
Кажется, голос Зобатого. Кальдер, якобы силясь рвануться обратно, дал себя оттащить. При этом он угрожающе вопил, как будто помышлял единственно о мордобое, хотя в душе испытывал неимоверное облегчение оттого, что драку пресекло стороннее вмешательство, поскольку мыслей, что делать дальше, у него не было, а одна рука ощутимо раздулась.
Тенвейз поднялся. Обливаясь кровью из ноздрей и рыча ругательства, он шлепком отбил участливую руку кого-то из своих; с мягким металлическим шелестом, что звучит подчас так громко, вынул меч, блеснувший в свете костра. Повисла тишина, нарушали которую лишь потрескивание сучьев и сопение сгрудившихся вокруг любопытных. На зрелище заинтересованно уставился Железноголовый и, скрестив на груди руки, не спеша посторонился на шаг-другой.
– Ах ты, козлик драный, – зловеще пропел Тенвейз.
И перешагнул через бревно, на котором сидел. Зобатый отпихнул Кальдера за спину и тоже выхватил меч. Возле шелудивого вождя возникли двое его названных, здоровяк-бородач и какой-то сухощавый с кошачьи-ленивыми глазами, оба с мечами наготове – такие обычно их далеко не прячут.
Рядом с Кальдером встал Бледный-как-снег, тоже с вынутым клинком. С другой стороны стоял Ганзул Белый Глаз, не успевший отдышаться после восхождения, но успевший вынуть меч. Из воинства Тенвейза повыскакивали еще несколько; им навстречу поднялся Весельчак Йон с топором и мечом, выражение лица у него было настолько приветливым, что хоть улепетывай.
Только сейчас Кальдер понял, что дело зашло несколько дальше, чем он рассчитывал. Хотя и расчетов-то никаких не было. И вообще некрасиво держать меч в ножнах, когда у всех мечи вынуты, а кашу заварил ты сам. Поэтому принц тоже извлек клинок, ухмыляясь Тенвейзу в окровавленное лицо.
Он чувствовал величие, когда отец у него на глазах надевал цепь и усаживался на трон Скарлинга, а три сотни названных стояли перед первым королем Севера, преклонив колено. Благоговение он чувствовал, когда положил ладонь на живот жены и впервые ощутил, как бьет ножкой его ребенок. Но даже это не шло в сравнение с той свирепой гордостью, которая охватила его, когда под костяшками пальцев хрустнула носовая кость Бродда Тенвейза. Нет, подвернись ему такое удовольствие еще раз, он бы ни за что не стал отказываться.
– А ч-черт!
Дрофд вскочил, роняя угли прямо на плащ Бека, отчего тот ахнул и стал стряхивать их рукой.
Где-то там разгоралась буча: топотал народ, шипел металл, в темноте взрыкивали и переругивались. Что-то вроде драки, причем Бек понятия не имел, кто ее начал, зачем и на какой стороне быть ему. Но дюжина Зобатого уже сбивалась в круг, поэтому он просто последовал за всеми, вынул отцовский меч и встал плечом к плечу с остальными – Чудесница слева с кривым ножом, Дрофд справа с топориком в кулаке. Не так уж и сложно, в общей-то куче. Куда сложнее было бы наоборот, не присоединиться.
Бродд Тенвейз кое с кем из своих стоял напротив по ту сторону встрепанного ветром костра, с залитым кровью лицом и, кажется, со сломанным носом. Наверно, это Кальдер его гвазданул – вон как протопал тогда мимо, а теперь стоит с мечом рядом с Зобатым и дерзко так улыбается. Хотя сейчас важно не кто кому, а что будет дальше – у всех это аршинными буквами на лицах написано.
– А ну, усмири их, – сказал Зобатый.
Медленно, но с таким железом в голосе, что видно: не уступит. И железо это словно проникло в самые кости Бека, заставило почувствовать, что и он ни от чего не отступит. Ни перед чем.
Хотя Тенвейз тоже особо не пятился.
– Это ты своих, на хрен, усмири.
И плюнул кровью в огонь.
Глаза Бека отыскали на той стороне парня, на год-другой постарше, с желтыми волосами и шрамом на щеке. Оба чуть повернулись, пытливо приглядываясь друг к другу, подбирая подходящую пару, как на сельских танцульках. Только этот танец грозил пролитием крови, и немалой.
– Я сказал, разойтись, – рявкнул Зобатый голосом еще более железным.
Вся дюжина подалась вперед, побрякивая сталью.
Тенвейз обнажил пеньки гнилых зубов.
– А вот ты меня, падаль, заставь.
– Чую, придется.