Холодное железо

Вопрос у Танни напросился тут же – а как быть, если они ту стену не оставят? – но он досконально знал, что высовываться перед толпой офицеров – себе дороже.

– Вот и хорошо.

Валлимир улыбнулся, как будто молчание означало, что план безупречен, а не то, что люди или туповаты, или озабочены, или опасаются указать на его просчеты и недостатки.

– Нам не хватает половины людей и всех наших лошадей, но что может остановить Первый полк его величества? Если каждый сегодня будет достойно выполнять свой долг, у нас все еще есть время стать героями.

Пока туповатые, озабоченные, осторожные офицеры расходились готовить к бою своих солдат, Танни втихомолку давился язвительным смехом.

– Ты слышал, Форест? Мы можем все заделаться героями.

– Я настроен пережить этот день, Танни. От тебя же мне нужно, чтобы ты подобрался к линии деревьев и наблюдал оттуда за стеной. Иными словами, нужны опытные глаза.

– Да я там и так уже все видел-перевидел, сержант.

– Ну так и еще малость поглядишь, не рассыплешься. Как только увидишь, что северяне начинают сниматься, даешь сигнал. И еще, Танни. Смотреть ты будешь не один, поэтому и надеяться не смей, что тебе удастся что-нибудь отмочить. Думаешь, я не помню, что произошло тогда с засадой у Шрикты? Или что, наоборот, не произошло?

– Преступного умысла не выявлено. Это я цитирую трибунал.

– Все б ты трибунал цитировал, склизкая твоя задница.

– Первый сержант Форест, я сокрушен столь низким мнением сослуживца о моей персоне.

– Какой еще персоне, угорь! – прикрикнул Форест вслед.

Капрал уже пробирался по склону меж деревьев. Желток горбился в кустах примерно на том же месте, где они вдвоем коротали ночь. Он пялился через ручей в окуляр Танни.

– Где Уорт?

Желток открыл было рот, но капрал его перебил:

– Впрочем, я зря спросил. По зрелом размышлении можно и так догадаться. Есть ли какие-то признаки движения?

Желток снова приоткрыл рот.

– В смысле, помимо движения в кишечнике рядового Уорта?

– Никаких, капрал Танни.

– Прошу простить, если я тоже взгляну.

Не дожидаясь ответа, он выхватил окуляр и цепко оглядел линию стены от идущего вдоль ручья косогора – с запада на восток, где она скрывалась за каким-то бугром.

– Это не из недоверия к вашей сноровке…

Перед стеной никого не было, но за ней виднелись острия копий – да густо так – на едва начинающем бледнеть небе.

– Ну как, капрал, движений все же никаких?

– Никаких, Желток, никаких, – Танни, отведя окуляр, поскреб немытую шею.

Дивизия генерала Челенгорма в полном составе, укрепленная двумя полками Миттерика, растянулась в парадном строю на покатом травянистом склоне, спускающемся к отмелям. Она смотрела на север. В сторону Героев. В сторону врага.

По крайней мере, числом впечатлять мы умеем. Горст прежде и не видывал в преддверии битвы столько сил – в одно время и в одном месте, уходящих по обе стороны вдаль и в темноту. Над сомкнутыми шеренгами густо щетинились всевозможные пики, секиры и алебарды, трепетали вымпелы рот, а неподалеку колыхался на крепком ветру золотистый штандарт собственного его величества Восьмого полка, гордо символизируя несколько поколений боевой славы. Отбрасывали очажки света фонари, выхватывая мрачновато-торжественные лица, тяжелые искры надраенной стали. Здесь и там сидели верхом офицеры, все с мечами наголо, в ожидании приказа, и сами готовясь отдавать команды. У самой воды стояла оборванная орава северян Ищейки и немо таращилась на все это боевое великолепие.

Видимо, для того, чтобы соответствовать случаю, генерал Челенгорм облачился даже не в доспехи, а в произведение искусства: кирасу зеркальной стали, с выгравированными спереди и сзади золотыми солнышками, бесчисленные лучи которых прорастали в мечи, копья, стрелы, перевитые дубовыми и лавровыми венками – вещь тончайшей, ювелирной работы.

– Пожелай мне удачи, – рассеянно бросил он, пришпоривая скакуна и выезжая на гальку перед строем.

– Удачи, – шепнул Горст.

Великое воинство стояло так тихо, что было слышно слабое позвякивание, когда Челенгорм вынул меч.

– Люди Союза! – прогремел он, вздымая его над собой. – Два дня назад многие из вас были среди тех, кто понес поражение от рук северян! Тех, кто был изгнан с холма, вы видите сейчас перед собой. Вина и бесславие того дня лежали целиком на мне!

Слова генерала разносились многоголосым эхом. Это конные офицеры повторяли обращение тем, кто чересчур далеко от источника.

– Я надеюсь и верю, что вы поможете мне сегодня обрести искупление. Храбрые люди Срединных земель, Старикланда, Инглии! Отважные люди Союза!

Жесткая дисциплина не допускала выкриков, но по шеренгам все равно пошло что-то вроде рокота. Горст, и тот невольно поднял подбородок. «Ох уж этот патриотический угар. Он дурманит даже меня, который так хорошо знает, что почем».