Холодное железо

– К черту поддержку! Мы должны продолжать натиск!

– Господин генерал, погиб полковник Винклер, люди истощены, нам необходима передышка!

Челенгорм, закусив губу, вгляделся в вершину. Ловить момент или ждать подспорья? На фоне темнеющего неба виднелись копья северян. Жаждущее, забрызганное красным лицо Горста. Чистые лица штабистов. Генерал поморщился, оглядел свое немногочисленное окружение и покачал головой.

– Останемся ненадолго здесь, дождемся подкрепления. Закрепимся на позиции, соберемся с силами.

У Горста было выражение мальчугана, услышавшего, что в этом году щеночка ему не подарят.

– Но генерал…

Челенгорм положил ему руку на плечо.

– Бремер, поверьте, я всецело разделяю вашу устремленность, но не все могут вот так нестись вечно, без передышки. Черный Доу наготове, и он хитер, так что это отступление может быть всего лишь уловкой. Я не допущу, чтобы он провел меня во второй раз.

Он с прищуром посмотрел наверх, где облака в вышине будто вскипали на медленном огне.

– Вон и погода против нас. Как только соберемся бо́льшим числом, сразу же идем на приступ.

Длительного отдыха не предвиделось: солдаты Союза валом валили через стену, заполняли каменный круг.

– Где Реттер?

– Я здесь, господин, – подал голос юнец.

Вид у него был бледный, встревоженный, как, впрочем, и у всех.

Челенгорм встретил его улыбкой. Чем не маленький герой.

– Трубите сбор, юноша, и готовьтесь подавать сигнал к наступлению.

Безрассудства допустить нельзя, но нельзя и поступаться инициативой. Это единственный шанс на искупление. Челенгорм посмотрел на Героев; по шлему постукивал дождь. Как они близко. Рукой подать. Последние северяне, беспорядочной толпой обступившие вершину. Вон один, стоит, смотрит сквозь дождь.

Железноголовый стоял и смотрел в сторону Деток, там яблоку было негде упасть от людей Союза.

– Дерьмо, – сказал он, как сплюнул.

Все это было ему откровенно поперек души. Ведь он и имя свое получил за то, что никогда не уступал врагу ни пяди. Хотя получено оно было не в таких войнах, где ты заведомо обречен. Не хватало еще на одного себя принять всю мощь Союза – ради того, чтобы народ потом слезливо сморкался, вспоминая, как храбро встретил кончину Кейрм Железноголовый. Нет уж, не было у него в мыслях последовать ни за Белобоким, ни за Щуплым, ни за Стариком Йолем. Все они погибли храбро, однако кто нынче поминает этих негодяев в песнях?

– Отходим! – рявкнул он наконец.

И погнал остатки воинства меж вкопанных кольев к Героям. Показывать спину врагу – оно, конечно, позор, но уж лучше пусть провожают сзади взглядом, чем встречают спереди копьем. А Черному Доу если так уж хочется биться за этот никчемный холм и эти никчемные камни, то пусть-ка он делает это сам, своими никчемными силами.

Под припустившим дождем он угрюмо зашагал вверх, через провал в замшелой стене, опоясывающей Героев. Шел он медленно, расправив плечи и подняв голову, – пускай народ считает, что отход продуман заранее и в его поступке нет ничего трусливого…

– Ба-а-а! Это кто же у нас тут драпает от Союза, как не Кейрм Железноголовый!

Понятное дело, Глама Золотой, надутый хер, стоит, прислонясь к глыбе, и лыбится, аж лучится синюшной побитой харей. Мертвые, как же ненавистны Железноголовому эти спесиво надутые щеки, эти усы, как пара желтых слизней прилепившиеся к толстой верхней губе. Вот так бы взял и сам себе глаза вырвал от вида этой самодовольной рожи.

– Отхожу назад, – буркнул Кейрм.

– Что-что? Кажу зад?

Послышалось несколько смешков, которые оборвались, стоило Железноголовому, ощерив зубы, приблизиться. Золотой сделал осмотрительный шаг назад; прищурившись, глянул на меч Кейрма, рука на всякий случай легла на топор.

Железноголовый себя одернул. Имя он получил не за то, что позволял гневу водить себя за нос. Всему свое время, в том числе и сведению счетов; время и способ. А это значит – не сейчас, слишком уж на равных и на глазах у всех. Нет, он, Железноголовый, своего момента дождется, да еще и непременно такого, чтоб можно было вволю насладиться. Поэтому он изобразил улыбку.

– Да уж куда нам до твоей храбрости, Глама. Никто в ней с тобой не сравнится. Это ж такая отвага нужна, настучаться мордой о чужой кулак, как ты.

– Я-то хоть дрался, – взъелся Золотой, а его карлы грозно к нему придвинулись.

– Тоже мне драка, наполучать по мордасам, брякнуться с коня и наутек.

Теперь зубы обнажил уже Глама.

– Это ты-то смеешь мне так говорить? Ты, трусливая…

– Хватит.

Черный Доу. Слева от него Кернден Зобатый, справа Трясучка, а чуть сзади Щелкун Жужело. Они и целая толпа тяжеловооруженных, с тяжелыми лицами и тяжелыми шрамами карлов. Стая жутковатая, однако взгляд у Доу страшнее. Он темен от гнева, а глаза вылуплены так, что не ровен час лопнут.

– И это нынче именуется названными? Пара грозных имен, за которыми прячется кто? Пара строптивых слюнтяев!

Сделав язык трубочкой, Доу харкнул в грязь между Железноголовым и Золотым.