Холодное железо

– И это правосудие? Как вам, Суорбрек? Это справедливость? Внимательно смотрите, куда может завести излишнее милосердие! Плоды хорошего воспитания и заботы о преемниках!

– Заткните его кто-нибудь, черт побери, – бросил Лорсен.

Ког, порывшись в седельной сумке, затолкал в рот Коски пару старых носков.

Димбик придвинулся ближе к инквизитору.

– Может, лучше для всех было бы убить их? Среди остальных в Роте у Коски есть немало приверженцев, и…

– Предложение понятное и небезынтересное, но – нет. Взгляните на него. – Презренный наемник и в самом деле представлял собой жалкое зрелище – сгорбленный, со скованными руками, в порванном и криво сидящем плаще. Позолота с нагрудника вся облупилась, выставляя напоказ ржавчину. Морщинистую кожу покрывали старческие пятна и сыпь. Изо рта свисал один из носков Кога. – Человек прошлого, если когда-то был человеком. В любом случае, дорогой мой капитан-генерал… – Димбик расправил плечи и одернул мундир. Он просто пьянел, когда его называли этим словом. – Нам нужен кто-то, на кого можно повесить обвинения.

Несмотря на ноющую боль в животе, ломоту в коленях, пот, стекающий под броней, он стоял с прямой спиной, непоколебимый, словно могучий дуб, пока последний из наемников не скрылся в тумане. Разве великий легат Сармис, безжалостный полководец, непобедимый генерал, правая рука императора, которого страшились во всех уголках Земного круга, мог показать хотя бы малейшую слабость?

Мучения длились едва ли не целое столетие, пока на балкон не вышли Темпл и Мэр, которая произнесла долгожданные слова:

– Они уехали.

Он осел всем телом, издавая стон, вырвавшийся из глубины души. Сбросил смешной шлем, трясущейся рукой вытер пот со лба. Вряд ли за все годы выступлений на театральной сцене он носил более неудобный костюм. И никаких букетов цветов из рук восторженных поклонников, которые усеивали широкую сцену Адуи после каждого представления, где он выступал в образе первого из магов, но от этого удовлетворение отлично сыгранной ролью не стало меньше.

– Я же говорил, что мне предстоит еще одно самое лучшее представление! – воскликнул Лестек.

– И оно вам удалось, – сказала Мэр.

– Вы оба вполне пристойно для любителей подыграли мне. Смею заметить, что в театре вас ждало бы неплохое будущее.

– А обязательно нужно было бить меня? – спросил Темпл, трогая рассеченную губу.

– Кто-то же должен был… – пробормотала Мэр.

– Задайте себе вопрос: ударил бы вас великий и ужасный легат Сармис? Вот его и вините в своих страданиях, – ответил Лестек. – Мастерство в мелочах, мой мальчик. В каждой мелочи! Нужно полностью погружаться в роль. Так я обычно и поступаю. Следует поблагодарить мой маленький легион, прежде чем люди разойдутся. Мой успех – успех всей труппы.

– Для пяти плотников, трех разорившихся старателей, цирюльника и пьяницы они довольно неплохо справились с ролью почетного караула, – заметил Темпл.

– Пьяница отмылся весьма тщательно, – сказал Лестек.

– И отличный замысел, – добавила Мэр.

– Это в самом деле сработало? – Шай Соут, хромая, подошла к ним и прислонилась к дверному косяку.

– Я же говорил, что сработает, – заверил ее Темпл.

– Но по-моему, ты сам в это не верил.

– Не верил, – признался он и поглядел в небо. – Наверное, Бог все-таки существует.

– А вы рассчитываете, что они поверят в нашу выдумку? – спросила Мэр. – Ну, после того как соединятся с оставшейся частью Роты и хорошенько все обдумают.

– Люди верят в то, во что хотят верить, – возразил Темпл. – Коска повержен. А его ублюдки мечтают отправиться домой.

– Победа культуры над дикостью! – провозгласил Лестек, стряхивая пыль с плюмажа.

– Победа порядка над хаосом, – сказал Темпл, обмахиваясь поддельным соглашением.

– Победа лжи, – проговорила Мэр, – достигнутая чудом.

Шай Соут пожала плечами и высказалась со свойственной ей манерой упрощать:

– Победа – это просто победа.

– Совершенно верно! – Лестек глубоко вдохнул через нос, превозмогая боль, а потом с осознанием близкого конца – или, возможно, благодаря этому осознанию – выдохнул с чувством глубокого удовлетворения. – Когда я был помоложе, то меня мутило от счастливых финалов постановок. Теперь можете называть меня слюнтяем, но с возрастом я стал ценить их гораздо больше.

Цена

Шай зачерпнула пригоршню воды и плеснула в лицо, застонав от холода, – почти ледяная. Потерла кончиками пальцев воспаленные веки, ноющие от боли щеки, разбитые губы. Постояла, наклонившись над миской и разглядывая едва заметное, дергающееся отражение. Вода слегка порозовела. Трудно сказать, где именно кровило. Минувшие месяцы ее часто колотили, как настоящего бойца за вознаграждение. Вот только без вознаграждения.