Его маленькая девочка оделась не по погоде – в летнее платьице и сандалеты с блестками – и теперь молча стояла посреди комнаты. Зачем она так вырядилась? На секунду он почувствовал укол паники. Поведение дочери сильно беспокоило его, а времени было в обрез. Как спасти ее от безумия? У него не было никаких идей на этот счет.
– Папа, а там будут другие дети? – спросила она.
– Наверное, – соврал он. – Думаю, что у Джеммы Конвей есть дети.
– У Джеммы какой?
– Конвей. Она тебе понравится. Она не очень культурная, зато знает все про все на свете.
– Нет. Пап, никто не может знать все-все про все-все, разве только Бог! – возразила она.
Энгус уставился на дочь. Разговоры о Боге выбили у него почву из-под ног. Откуда она их набралась? Школа «Кайлердейл» принадлежала к шотландской пресвитерианской церкви, но там это особо не афишировалось. Может, у нее появились новые верующие друзья? В отдельных местах Гебридов жители отличались ревностным благочестием, например, на острове Льюис по субботам закрывали игровые площадки.
Однако Энгус сразу вспомнил, что у его дочери нет никаких приятелей – она сама постоянно жаловалась ему: «Папа, со мной никто не играет».
Ее одиночество буквально разрывало его на части. Он давно сообразил, почему с ней никто не дружит: ее сверстники наверняка решили, что она ненормальная – ребенок с умершей сестрой, которая воскресла. Чокнутая.
А виновата ее мать. Простит ли он ее когда-нибудь? Хотя он терпелив и постоянно ее прощает, раз за разом. И ему придется опять полюбить ее и отпустить ей грехи… если это сработает.
Тем не менее он часто испытывал к ней не любовь, а убийственную противоположность этого чувства.
– Нам пора, – сказал он и крикнул в холл:
– Сара!
– Я готова.
Когда они собрались на кухне, Энгус взял фонарик и повел свою небольшую семью вниз по галечной тропке к пляжу у маяка. Они сели в лодку. Он шестом вывел лодку в Слейт и повел ее в сторону «Селки».
Ночь выдалась ясной, звезды отражались в глади пролива, горы Нойдарта на фоне фиолетового горизонта напоминали шеренгу закутанных в паранджи женщин, морские бухточки сияли под луной.
Энгус пришвартовался к пирсу возле «Селки», где приветливо поскрипывали снастями другие суда.
До ярко освещенного дома Фридлендов они ехали на машине в полном молчании: каждый из членов семьи смотрел в свое собственное окно – на свою собственную тьму.
Энгус думал, что надо бы отказаться от общения с людьми, выходящего за пределы необходимого, из-за непрекращающихся странностей с дочерью, да вообще из-за всего. В конце концов, они не давали никаких обещаний! Но Сара настояла на подобных визитах, дескать, им очень важно стремиться к нормальной жизни. Несмотря на бедственное положение, они оба делали вид, что все хорошо, будто это могло решить все проблемы, словно по волшебству.
И вот они входят в угловатый особняк одетые по последней лондонской моде. На огромной кухне среди своих любимых дорогущих медных противней их встретила Молли. Она стояла у плиты с видом леди Баунтифул,[16]
колдуя над подносами с канапе. Другие гости – две парочки – пили коктейль «Апероль Шприц». В доме витали соблазнительные ароматы, и Энгус с наслаждением вдыхал аппетитные запахи – на Торране с его примитивной кухней он успел соскучиться по изысканной еде.– Боюсь, что сегодня ужин не по рейтингу «Мишлен», – произнесла Молли извиняющимся тоном, когда они сняли пальто. – В меню – обычная жареная свинина.
Они прошествовали в просторную гостиную, где из окон открывался панорамный вид на пролив Слейт – такой вид ценился весьма дорого, – и им с женой вручили фужеры с игристым вином.
– Я достал отличный алкоголь, – заявил Джош. – «Трентодок» от Феррари – настоящее итальянское шампанское, а не банальное «Просекко».
– А откуда ты знаешь? Ты же десять лет как завязал.
– В игристых винах я разбираюсь. Иногда позволяю себе пропустить стаканчик.
Гости обменивались шутками в слегка натянутой манере – Молли только что непринужденно представила их друг другу. Джемма Конвей, которую Энгус с Джошем однажды видели в столице, ее муж Чарльз (обеспеченный, из Лондона, арт-дилер) и молодые американцы Мэтт и Фульвия (богатые, из Нью-Йорка, банковское дело). Детей не было. Гости съехались на шикарную свадьбу в Кинлохе, куда их с Сарой не пригласили.
Энгусу было наплевать на свадьбу, он думал о дочери. Неужели она опять будет маяться? Ну почему эти нелепые персонажи не привезли с собой хотя бы одного ребенка, чтобы его дочка могла хоть с кем-нибудь поиграть? Энгус пытался совладать с раздражением, пока взрослые из чувства долга болтали с Лидией – три минуты чистого занудства, а затем возвращались к своим бокалам пузырящегося итальянского вина и вели полушутливые разговоры.
Вскоре его дочь оказалась в полном одиночестве. Она держала под мышкой игрушечного леопарда Лепу, и Энгусу отчаянно хотелось ее спасти – увезти ее отсюда. На Торран. Они будут жить на Торране. Только он и она.
На его фамильном острове Эйлен Торран.