Холодные близнецы

– Да, я был ласков с Кирсти. Я обнимал ее. Целовал. Я хотел подбодрить ее, пытался быть любящим родителем. Сказать, почему? Потому что ты, Сара, ее игнорировала. Ты, Сара.

– Ты напугал ее.

– Я на нее прикрикнул, один раз. Сара, сбавь обороты. Ты совсем спятила.

– А сейчас и на меня прикрикнуть осмелишься?

– Заткнись, Сара.

Я тотчас умолкаю, словно послушный ребенок. У него до сих пор как-то это получается. Когда он разговаривает со мной подобным образом, я превращаюсь в семилетнюю Сару, и отец снова орет на меня.

Но Энгус не повышает голос.

– Если хочешь знать правду, спроси у своей дочери о том, что произошло на самом деле, – медленно и размеренно произносит он. – Пусть она расскажет тебе то, что сообщила мне шесть месяцев назад.

– Что?

– Спроси ее, Сара. И посмотри в сундуке. Ты в нижний ящик еще не лазила, верно? – он уже не скрывает злость. – Задраивай люки, Сара. Надвигается шторм. Если ты решила переждать его на Торране, то и ладно. Плевать. Но наша дочь должна находиться в доме, обеспечь ей безопасность.

Он меня озадачил. Но, может, он именно этого и добивается. Ярость вспыхивает во мне с новой силой.

– Хватит, Энгус! Не подходи к нам близко и не разговаривай с нами! Понял?!

Я швыряю трубку.

– Ма-ма?

Лидия стоит в столовой. Я не услышала ее шаги, потому что вопила на Энгуса.

– Мама, что такое?

Тошнотворная ситуация. Я успела наломать дров! Меня просто несло, я вообще не соображала! Слышала ли она, как я обвиняла ее отца в том, что он насиловал Кирсти? Что я натворила? Я сделала все только хуже.

Мой единственный выход – притвориться, что ничего не случилось, и вести себя, как обычно.

Я вряд ли смогу наклониться к ней и поинтересоваться, слышала ли она, как я называю ее отца насильником.

– Ничего, дорогая. Мама разговаривала с папой.

– Нет, ты кричала.

Я изображаю фальшивую улыбку.

Она не улыбается.

– Мама, почему ты кричала на папу? Из-за Кирсти, да? Потому что она все время возвращается и он тоже хочет, чтоб она вернулась?

Мне хочется сказать: «Да».

Но я справляюсь с собой, покровительственным жестом кладу ей руку на плечо и увожу прочь – на кухню.

У меня складывается ощущение, что кухня похожа на декорацию из фильма. Это некая иллюзия нормальной жизни. Но стены – картонные, а свет – ненастоящий, вокруг непонятная тьма, и из нее на нас таращатся люди. Безмолвная толпа наблюдает, как мы играем на сцене в свете софитов.

– Выпьем чаю? Хочешь есть?

Лидия поворачивается к холодильнику.

– Не-а.

– Давай, Муми-тролль. В твоем распоряжении – все наши запасы.

– Ммм… Тост с сыром.

– Замечательная идея! Я мигом сделаю тебе симпатичные тосты. А ты пока поиграй в гостиной и посмотри, как там огонь.

Лидия осторожно и подозрительно глядит на меня, а затем, к моему огромному облегчению, удирает.

Теперь я могу взяться за дело.

Я аккуратно вынимаю хлеб из проволочной корзины над головой, беру упаковку чеддера из холодильника. Я смотрю в окно – серые облака как ни в чем не бывало бегут по небу мимо побледневшей от страха луны. Деревья опять стонут – ветер крепчает.

А если Энгус прав насчет шторма?

Мне нужно накормить дочь.

Когда сыр на хлебе плавится и на нем выступают пузырьки, я вынимаю тосты из электрогриля, раскладываю на тарелке, режу на маленькие кусочки – на один укус – и несу в столовую, где терпеливо ждет Лидия. На ней теперь голубенькие носочки, вероятно, только что надела. Снова появился плюшевый леопард – он сидит на столе возле нее, и его застывшая игрушечная улыбка направлена прямо на меня.

Лидия берет свои детские вилку и нож из оранжевой пластмассы и начинает с аппетитом расправляться с тостами. Рядом с ее тарелкой лежит книга. Обычно я не позволяю ей читать за едой, но сегодня я не собираюсь ее одергивать.

Лидия кажется мне на удивление довольной – несмотря ни на что.

Крупные облака полностью закрыли луну, жалобы деревьев сделались громче. Дождь бьет по стеклу со злостью и презрением. Лидия ест, читает и мурлычет себе под нос песенку: «Мой милый в далекие страны…»

Это любимая колыбельная Кирсти.

«Вернись, вернись, вернись же, мой милый, ко мне!»

Я пытаюсь сохранять спокойствие. Но внезапно мной завладевает неодолимое чувство, что передо мной сидит Кирсти. Она находится в нашей сумрачной гостиной, в отсыревшем доме на острове Торран, который сжался в предчувствии надвигающегося шторма. Каждые девять секунд маяк посылает над водами пролива настойчивые отчаянные сигналы: «Помогите, помогите, помогите».

– Лидия! – зову я.

Никакой реакции.

– Лидия.

Никакого результата. Ест и гудит себе под нос. Плюшевый Лепа улыбается, сидя на столе. Мне надо обязательно вернуть себе способность логически мыслить: здесь сидит Лидия, я обозналась из-за стресса.

Я откидываюсь назад и делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и внести ясность по отношению к дочери. Нужно быть объективной.

На ум приходят слова Энгуса: «Спроси у своей дочери о том, что произошло на самом деле. Пусть она расскажет тебе то, что сообщила мне шесть месяцев назад».