Холодные близнецы

– Да вы хоть подумали, как ей сейчас страшно?!

– Но, но… послушайте, миссис Муркрофт. С ней была учительница. Она ненадолго покинула канцелярию. Мы очень беспокоимся. Мы решили позвонить вашему мужу, но…

Внутри меня все кипит, я сейчас врежу этой корове. Но в итоге я просто врываюсь в школу и рычу на молодого парня: «Где моя дочь? Где канцелярия?» Он открывает рот и молча показывает рукой направо. Я бегу в том направлении. Влетаю в пустой класс, спотыкаюсь о пластиковые детские стульчики и ведерки из папье-маше, и вот я – в другом коридоре и вижу – с табличками «Канцелярия» и «Paipearachd Oifig»,[24] и меня тошнит – насколько ненавижу гэльский язык.

Дверь не заперта, я поворачиваю ручку, и она открывается. Внутри Лидия: она забилась в угол, закрывая уши руками, светлые волосы прилипли к мокрому от слез лицу. Лидия поднимает голову и смотрит на меня, отнимает руки от ушей и, всхлипывая от облегчения, хрипит:

– Маааа-мааа!

Ужас в ее голосе и собственное чувство вины режут меня, словно нож.

– Что случилось, милая, что?

– Мама, они кричали и гнали меня, они выгнали меня сюда, они меня заперли, я очень испугалась, и…

– Теперь все в порядке, – я крепко прижимаю к груди ее маленькое тельце, стараясь лаской выгнать из нее и страх, и тяжелые воспоминания.

Я приглаживаю ее пряди, убирая их с лица, целую ее – раз, другой, третий – и говорю:

– Я забираю тебя отсюда прямо сейчас.

Она моргает, надеясь и не веря. Она совсем-совсем несчастная.

– Давай, милая, – я легонько тяну ее за руку.

Мы открываем дверь и идем обратно к школьным воротам. Нас никто не останавливает, никто даже не заговаривает с нами, все молчат. При виде нас пунцовые от стыда учителя застывают на пороге своих классов. Воцаряется тишина. Я распахиваю последнюю стеклянную дверь навстречу свежему морскому воздуху. Сейчас нам надо преодолеть путь до парковки – продраться сквозь строй детей, запертых на площадке, окруженной забором из сетки-рабицы.

Но они уже не орут, они все угомонились. Они лишь следят за нами: несколько рядов удивленных безмолвных школьников.

Я залезаю в машину, пристегиваю Лидию, и мы молча едем по извилистой трассе в Орнсей. Лидия начинает говорить только тогда, когда мы плывем на Торран.

– А мне завтра надо опять идти в школу?

– Нет! – выпаливаю я, пытаясь перекричать звук подвесного мотора и возбужденный плеск волн. – Хватит. Мы найдем тебе другую школу.

Лидия кивает, ее лицо скрыто капюшоном. Когда мы подплываем к маяку, она отворачивается и смотрит на воду. О чем она думает? Что она пережила? Почему взбесились дети?

Когда мы пристаем к острову, я вытягиваю лодку на сушу, и мы с Лидией идем домой.

Очутившись на кухне, где я разогреваю консервированный томатный суп, нарезаю «солдатиками» хлеб и мажу его маслом. Привычная пища. Помогающая успокоиться.

Мы с Лидией сидим за обеденным столом в нашей столовой, где на стене нарисован шотландский танцор. Меня что-то пугает в этой картинке – сильнее, чем обычно. Суть в том, что рисунки возвращаются. Я закрасила их почти до половины, но танцор и русалка видны из-под всех слоев краски. Надо было взять кисть побольше.

Танцор глядит на меня, бледный и загадочный.

Лидия почти не пробует суп. Она макает хлеб в тарелку и съедает половину «солдатика». Красная томатная жидкость похожа на кровь.

Моя дочь опускает голову и спрашивает:

– Можно мне пойти в свою комнату?

Мне хочется сказать ей «да». Пусть выспится и забудет этот день. Но сперва мне нужно кое-что выяснить:

– Что кричали дети в школе? Что значит «боган»?

Лидия смотрит на меня как на идиотку. Она успела немного выучить гэльский, а вот я оплошала.

– Это значит «привидение», – объясняет она и повторяет: – Можно мне пойти в комнату?

Я борюсь с паникой. Я съедаю ложку супа и киваю на ее тарелку.

– Пожалуйста, еще две ложечки, за маму.

– Ладно, – говорит она. – Да, мамочка.

Она безропотно съедает ровно две ложки, отбрасывает ложку и выбегает из кухни. Я слышу щелканье и жужжанье айпада. Пусть поиграет. Пусть делает то, что ей нравится.

Следующие час или два я развлекаюсь составлением планов бегства, сидя за столом с бумагами и ноутбуком. Мы не можем позволить себе вернуться в Лондон, да меня туда и не тянет. А если забрать Лидию и пожить у мамы с папой хотя бы месяц? Но дом в Инстоу тоже полон воспоминаний.

Я прокручиваю в голове сегодняшние события в школе.

«Боган, боган, боган, боган! Привидение, привидение, привидение, привидение!»

Почему они кричали «боган»?

Нет. Сейчас я должна переключиться на другое.

Итак, чем я занята? Я составляю Планы На Будущее.

Я бы с удовольствием осталась на Скае. Я подружилась с Молли и, вероятно, смогу снять домик возле Орнсея, чтобы быть к ней поближе. Но опять же, пожалуй, это безумие. Затягивать пребывание здесь – нелепо.

Факт в том, что у меня нет идей, что делать. Как нам выбраться отсюда?

И что особенно плохо, придется говорить с Энгусом. Продадим мы Торран или будем сдавать остров в аренду? Мы с Лидией запросто проживем на сумму, вырученную за Торран. Но имеем ли мы право на эти деньги? И что должен получить Энгус – после того, что он сделал?