Холодные дни

Такое наркотическое ощущение возникало отчасти благодаря их грациозности. Сидхе – не люди, хотя и выглядят так, словно состоят с нами в близком родстве. Когда видишь олимпийскую гимнастку, фигуристку или профессиональную танцовщицу во время исполнения ими своей программы, невозможно не поражаться абсолютной легкости и грации, с которыми они двигаются – так, словно их тела легче воздуха. Короче говоря, самые неуклюжие Сидхе не уступают им ни на йоту, а лучших из них бессмысленно даже сравнивать с любыми из смертных. Все это трудно описать, потому что мозг не в состоянии справиться с впечатлениями – то, что я видел, попросту не с чем сопоставлять: движение, балансировку, энергию, точность, лишенную намека на малейшее усилие. У тебя словно открывается еще одно, прежде неизвестное чувство, обрушивающее на сознание огромный объем информации. То, что я видел, заставляло мой бедный мозг вопить и умолять меня остановиться и позволить ему хоть как-то осознать увиденное.

Отчасти же дело было в их магии. Сидхе пользуются магией так же свободно, как мы дышим: инстинктивно и ни капли о том не задумываясь. Мне приходилось сражаться с ними раньше, и их сила высвобождалась в основном посредством простых движений, словно заклинания были врожденной частью их рефлекторной моторики. Само движение и было их магией, а с особой мощью это проявлялось во время танца.

Фейрийская магия не нацеливалась на меня умышленно – я, скорее, погрузился в нее, словно в бассейн, наполненный водой на месте танцпола. Она почти сразу же впитала мое сознание, и мне оставалось лишь стиснуть зубы и стараться удержаться на поверхности. Сполохи цветных огней вспыхивали вокруг танцующих Сидхе. Их ноги ударяли по полу, а руки – по телам, своим или чужим, дополняя музыку слоями синкопированных ритмов. Вздохи и вскрики, яростные и первобытные, сливались с ритмом и музыкой, отдаваясь соперничающим эхом во всех уголках зала – так, словно они отрепетировали это до идеальной слаженности. Но нет, они ничего не репетировали. Они попросту были такими.

Звук и ритм атаковали меня со всех сторон, барабаня по ушам и дезориентируя. Свет танцевал и порхал от одного края спектра до другого, создавая изящные соблазнительные узоры. Тела изгибались с нечеловеческим артистизмом, а сама их грациозность способна была свести с ума. Частью своего существа я жаждал стоять и впитывать, пить все это, пялясь на танец словно неуклюжий уродливый бегемот, случайно затесавшийся в толпу Сидхе. Многих смертных, случалось, затягивал обессиливающий восторг подобных танцев – и, как правило, добром для них это не кончалось.

Я включил всю доступную для меня ментальную защиту, черпая из самой сердцевины холодной и ясной мощи, которая жила во мне с той ночи, когда я убил своего предшественника бронзовым кинжалом Медеи. В тот момент я даже не понимал, что со мной происходит, – голова была занята совсем другим – но сейчас я знал, что именно эта мощь восстановила мое искалеченное тело, наделив меня силой, скоростью и выносливостью на пределе человеческих возможностей – а, вполне вероятно, и за этими пределами. Я ощущал их только тогда, когда сам призывал, но похоже, моего инстинкта самосохранения было достаточно для того, чтобы вызвать эти силы – как тогда, когда я отправился на спасение моей дочери от вампиров Красной Коллегии, с тех пор канувших в небытие.

Сейчас эта сила вливалась в мое сознание словно ледяной бриз, выметая из моих мыслей ослепленность танцем Сидхе. Я двинулся сквозь толпу, первые несколько футов пригибаясь и проскальзывая в толчее пляшущей массы, стараясь никого не сбить с ног. Но довольно быстро понял, что какие бы преимущества ни получил в ранге Зимнего Рыцаря, я по-прежнему слишком медленно соображаю и двигаюсь в сравнении с Сидхе.

И тогда я двинулся напролом, предоставив им самим убираться с дороги. И, кстати, это мне больше пришлось по душе. Им, похоже, тоже. Вроде бы, и ненамеренно, но некоторые из них размахивали руками и ногами в доле дюйма от меня, однако удара так никто и нанес.

Сидхе в основном народ высокий, но мой рост вполне годился для НБА, так что я смотрел поверх толпы. Я выловил взглядом красную бейсболку и вспышку глаз Сариссы – и двинувшись в их сторону, догнал у внутренней стены зальчика-пещеры. Сидхе, уведший Сариссу, стоял сзади нее, обхватив девушку одной рукой за шею, другой – за талию, и прижав ее спину к своей груди. Глаза Сариссы были широко распахнуты. Я увидел покрасневшую кожу на ее запястье, на котором уже проявлялись синяки в форме пальцев Сидхе.

Я почувствовал, как мои кулаки сжимаются, а в глубине глотки начинает клокотать яростный рев.

Танцпол в радиусе десяти футов от нас троих вдруг сам собой очистился от танцующих: фэйри освободили место для схватки. Они не сводили с нас внимательных и сверкающих словно драгоценные камни глаз. Танец, однако, продолжался.