Холодные глаза

– С ножом тоже его могли подставить. Его могли украсть, не знаю. А может, нож на самом деле просто потерялся в лесу. А обувь такая у многих есть, даже в вашем селе. Вы называете ее охотничьими ботинками, но это стандартные боты, точнее их подошва. Мой одноклассник работает в обувном цеху уже много лет. Он подтвердит, что в самой подошве нет ничего особенного. Их завод производит ее десятками тысяч по контракту с государством.

– Ну, пацан, как ты все усложняешь. И сейчас ты, конечно, опять начнешь лечить меня насчет старика…

– Вот, – сказал я и протянул ему телефон. – Включите.

Заур выдохнул так, чтобы я понял, что его терпение кончается, и взял телефон. Потом включил и увидел комнату, полную ножей. Потом мое лицо, скривившееся в попытках поймать хороший ракурс, и телефон упал, продолжая записывать. Брови Заура сдвинулись друг к другу, и я понял, что это хороший знак.

– Там еще разговор наш будет, насчет старшей сестры.

– Это что? То есть где?

– Задняя комната в доме вашего отшельника. Три этажа ножей на стене и еще больше внутри, на полочках и в шкафах. Он настоящий коллекционер. Он и его сын.

– Та-а-ак… потом?

– Гасан, как мне показалось, наивный простой парнишка, и он тут ни при чем, и более того, у него руки в шрамах, возможно, отец издевается над ним, а у самого, кстати, руки не дрожат. По крайней мере, я видел, как он держит в руках инструменты, без всякой тряски, и слышал, как он стучит ими, и очень громко. Дедуля с такими руками, как вы все мне говорите, разве может такое?

– Мало, – покачал головой Заур, но у меня еще оставались карты.

– Ну ладно. У Гасана есть фотоаппарат, старый поляроид, который мгновенные фото выдает. Он фоткал им старшую дочь Хабиба. И, судя по фотографии, она не очень-то сопротивлялась. Я бы даже сказал, что улыбалась человеку за камерой. Он сказал мне, что они были «вместе».

– «Вместе»? – поморщился Заур. – «Вместе» типа вместе? Или что?

– Я спросил: «Друзья?» Он вроде как подтвердил, а вроде как и нет. Может, он намечтал отношения с ней, не знаю. Сказал, что хотел на ней жениться. А еще на той фотке, что я видел, снег. Это фото сделано недавно.

– Максимум неделю назад, – подтвердил следователь.

– Да. И если бы вы оказались в той комнате, где был я, вы бы решили, что она принадлежит маньяку, преследователю. Ножи, фотографии. И нож, да, точно, нож!

– Наш нож? – удивился Заур.

– Не знаю. Гасан сказал, что это любимый нож отца. Показал его. Золотая ручка, зазубренный с тупой стороны, достаточно широкое лезвие и самое интересное: пятно свежей крови на ручке.

– Да иди ты! – бросил Заур и сразу как-то взбодрился.

– Сказал, что пользовался недавно ножом, и похвастался кровью, но я не думаю, что это Гасан, потому что он, кажется, искренне расстроен из-за ее смерти, но… – я взял театральную паузу, наслаждаясь моментом, – отказался говорить о девушке. Сказал, что отец запретил ее обсуждать. Назвал секретом.

– Блядь, – буркнул Заур. – Секретом, блядь!

– Не материтесь, – ответил я.

– Сука. Если ты прав… Сука! Прямо под носом! Старик-инвалид и отсталый сын… Как? Такого, как Хабиб, как? Ранений в спину не было, это чисто силовая борьба. Нападение лицом к лицу. Как это сделал старик, который, судя по следам, был один? Зачем?

– Не знаю, – ответил я.

– Возвращаемся, – сказал Заур, и на этом наш разговор завершился. Пес снова взял след, но поводок на этот раз держал я.

Мы подъехали к гостевому дому.

– Какой у вас план? – спросил я.

Мне очень не хотелось пропустить зрелище. Я должен был присутствовать на задержании, ведь именно я был инициатором всего этого действа. Я хотел встретиться взглядом со стариком, показать ему, что все, что с ним дальше будет происходить, – моя заслуга.

– Сегодня все подготовим. Я разберусь со всем, что сегодня случилось, и с первыми лучами солнца мы постучимся к нему. Без всяких спецопераций на триста человек аккуратно скрутим.

– Я поеду с вами?

– Да, герой. Поедешь, но будешь слушать мои команды.

– Хорошо.

– Я еду дальше, – сказал он, и мы собрались расходиться.

– Заур, насчет Гасана, будьте с ним аккуратны. Он просто наивный дурачок, но он достаточно крепкий.

– Разберемся.

На этом мы разошлись. Я ощутил, как вдохнул жизнь не только в Заура, в наше расследование, но и в самого себя. Улыбка вернулась на мою физиономию, и самое время было писать слова для речи на церемонии награждения меня каким-нибудь орденом, который повесит мне на грудь глава республики. Или президент, кто знает?

Я снова заселился в свой номер. Моих соседей-охотников уже не было. Один из сотрудников сказал, что их отпустили. Эти парни тоже намучились, а им еще предстояло узнать, что Али погиб. Все было сложно.