Холодные и мертвые (сборник рассказов) (СИ)

— Не всегда, — возразил Эф. — Смотря какой иммунитет и какое время встречи. Одно дело, когда кто-то из города с Серыми ненадолго пересечется, а другое — когда кто-то с континента, где ниже нуля вообще не бывает. Ты их носы видел? Никаких Серых не надо, чтобы они все слегли с простудами. Тут другой вопрос, что с серой болезнью так просто не справишься. Вряд ли здесь поможет обычный врач.

— Вот так новости, — Курт всплеснул руками. — Что за серая болезнь еще? Почему мне кажется, что этот термин изобрел Ганс, пока меня не было?

— Не заводись. Ты ее не знаешь, потому что почти ни у кого в городе ее не было. Иммунитет, все дела. К нам давно никто не приезжал, сам знаешь.

— Брандт недавно вернулся, — только для того, чтобы поспорить, вклинился Курт.

— Ну вот с его помощью и узнали, что есть такая болезнь.

— Да ну!

— Я сейчас не буду рассказывать. Курт выразительно вздернул подбородок и скрестил руки на груди.

Показал выразительным взглядом, что молчит.

— Я все сказал уже. Курт вздохнул. Иногда его терпения не хватало ни на что: ни на Ганса, ни на своего бензомастера, ни на свою собственную жизнь.

— И что ты предлагаешь делать с этим, с Юстасом? Если это не пневмония?

— Ну, если Ойген не справится сам, то нужно будет его отвезти в лабораторию Университета.

— Сам пойдет, — Курт отвернулся. — Пешком.

— Мемфис, — в голосе Эфа прозвучало что-то, похожее на упрек. Чертовы ученые, наизобретали всяких динамиков с интонациями, а потом патрульные мучаются.

— И ты. Оба пойдете пешком.

— Курт!

— Ничего не знаю.

— Курт!

— Извини, Ойген, я задумался. Врач вышел из комнаты, явно чем-то озадаченный. Теперь Курт знал, чем, иначе бы очень удивился.

— Ну что? Ойген сел, отобрал у него сигарету и докурил. Только после этого он поднял очки на лоб и задумчиво потер переносицу.

— Я не знаю, что это. Курт вздохнул. Отвратительно. Почему-то во всем оказывается замешан Ганс. Даже здесь, в болезни священника, зачем-то решившего приехать в город, который медленно загибается под весом снега.

— Когда он очнется, я смогу с ним поговорить?

— Да он вроде и так оклемался… Ойген потушил сигарету, взял с тарелки надкушенное печенье и, на ходу его жуя, пошел к плите, на которой стояла кастрюля.

— Так я могу?

— Только не пытай его, — Ойген пожал плечами. Эф покачал головой. Священник, видимо, чувствовал себя довольно вольготно, сунув руку под голову под подушку и укрывшись несколькими одеялами. Он с интересом наблюдал за приближением Курта и, если бы не болезненная бледность и прорывающийся кашель, казался бы совершенно здоровым.

— И часто у вас бывает бред с жаром? Курт сел на кресло, вляпавшись в оставленные Эфом следы.

Поморщился и потер ладонь о колено.

— В смысле, минуты прозрения? — Юстас потер лоб, зачесал волосы назад. — Конечно, частенько. Иначе бы я не мог нести слово Божье в мир.

— Ясно. Курт устало потер щеки. Он никогда не был фанатом выслушивания религиозных лекций от малознакомых людей, лежащих на кровати.

— За время поездки вы покидали фургон?

— Вы что, следователь?

— Я патрульный.

— Христианский патруль?

— Вы издеваетесь? — Курт встал. — Послушай, священник. Мы здесь не нуждаемся ни в божественном прозрении, ни в чуде, ни в очищении и еще какой-нибудь херне. Природные катаклизмы никак не связаны с нашими грехами. Потому что человечество грешит уже третью тысячу лет, и почему-то мир еще не рухнул.

— Но ваш мир близок к этому, — совершенно невозмутимо вклинился в монолог Юстас. Он сел, кутаясь в одеяло, закрыл его краем лицо и хорошенько прокашлялся.

— Нет, — отрезал Курт.

— Тогда почему вы здесь живете? Почему не уедете туда, где тепло?

Если вы считаете, что снег — не наказание за грехи.

— Потому что кто-то должен здесь жить. У священника была явная аллергия на разговоры о грехах. Его снова свернуло от кашля, который никак не прекращался. Курт встал, чтобы выйти, и столкнулся в дверях с Ойгеном. Тот держал в руках дымящуюся термокружку, ароматно пахнущую специями.

— М-м-м. Курт решительно захотел есть, но Ойген смерил его таким взглядом, что сомневаться не приходилось: столовая закрыта.

— Я уезжаю в Университет, Ганс знает, что с этим делать. Вечером вернусь или позвоню.

— Лучше вернись и забери его, иначе я сам позвоню Гансу, — Ойген отвернулся и направился к кровати. Курт хмыкнул. Конечно, нет. У Ойгена бы не хватило пороху (и хватило бы мозгов) не связываться с Гансом. Просто потому что если ты не лезешь с кулаками к верхам, то живешь тихую и долгую жизнь, даже если кругом последний круг Ада (или где там лед и предатели?). Курт бы тоже был рад следовать этой нехитрой заповеди, да вот как-то не получалось.

— Поехали, — Курт кивнул Эфу, огляделся по сторонам и умыкнул со стола тарелку с печеньем. Большая часть дороги до Университета была посвящена этому убогому выродку местной кулинарии, меньшая — попытке не выскочить за нужный поворот… Наконец Курту надоело, он отложил тарелку и взялся за руль двумя руками.

— Мне это не нравится, — как будто продолжая начатый разговор, сообщил он Эфу.

— Что именно? Курт оторвал руку от руля и принялся перечислять, загибая пальцы: