Холодные игры

Левонтий Макарович Златовратский после известных событий впал в продолжительную меланхолию, в которой пребывает до сих пор. Думаю, что, помимо всего прочего, на него также повлияла смерть Гордеева, в котором он видел опору всем своим начинаниям и единственную реальную возможность влияния на Леокардию Власьевну. Вопреки желанию мужа, Каденька отказалась отослать Айшет, которая в решительный вечер заперла хозяина в кабинете. Женская часть семейства Златовратских долго смеялась над этой историей и пришла к согласному выводу, что киргизкой двигали самые высокие чувства, которые суду не подлежат. Айшет осталась в доме, но сделалась еще более дикой и молчаливой.

Мне Каденька весьма категорически велела навещать Машеньку, которая горюет об отце и обо мне справлялась. Я сказала: «Ску-учно!» – а Каденька неожиданно разозлилась и закатилась весьма образной и продолжительной для нее речью приблизительно такого содержания:

«Меня, как особу авантюрного характера и юного возраста, несомненно, тянет к драматургии жизни. Вот как у Веры и Печиноги. Слепой не заметит, глухой не услышит, вот-вот былины сложат и песни запоют. Но чтоб род человеческий мог жить и продолжаться, должны быть у приключений счастливые концы и после них – обычные судьбы. Как в сказках. На сем стоит наш мир, и отменить этого я не могу. Я могу избрать себе любую судьбу и взлететь звездой или пасть ошметком грязи, но презирать землю, опору, на которой все стоит, я права не имею…»

Я даже не стала возражать, до того странным мне показался тезис о том, что Машенька и Дубравин – опора. Впрочем, Каденькин пыл не пропал даром. К Гордеевым я сходила и провела у них вечер, играя с Петей и Сержем в подкидного дурака. Проиграла 15 копеек. Машенька вышивала рубашку (должно быть, Дубравину). Ватрушки хороши. После смерти Ивана Парфеновича явно изменился масштаб дома. Тягостно. Машеньку жаль. Дубравин пытается что-то делать на прииске (все, кроме Гордеевых и меня, до сих пор считают его Опалинским, я же, естественно, не встреваю, выполняя последнюю волю Ивана Парфеновича). Рабочие вроде пока довольны, он им какие-то послабления дал и прочее. Как он там управится без Гордеева и Печиноги, не знаю. Машенька светится, на Сержа глядя, а остяк Алеша хмурится и говорит, что все не так. Хорошо, что мне не надо во всем этом разбираться.