Холодные игры

Они, когда сюда, в Егорьевск, приехали, сразу меж собой договорились, что будут Элайджу прятать, чтоб не повторилось то-то. Так и делали. Да она и сама с людьми не очень-то хочет. По-русски она плохо понимает. Только погулять когда возили да в лес… В лесу она с каждой былинкой, с каждым деревом, с каждым зверем по-своему разговаривает. Ей белки на плечи садятся, мыши с руки едят, я сам видал. А весной и осенью лебеди прилетают… Нет! Тебе, Машка, все одно не понять…

– Почему не понять! – Машенька уже в полную силу жалела необыкновенную, никогда не виденную ею Элайджу. Но покудова в его рассказе еще концы с концами не сходились, а значит, и сворачивать разговор рано. – Но отчего же Илья в тебя стрелял?

– Я увидал ее раз случайно, у озера. Давно уже, несколько лет тому… И после забыть не мог. Настолько она на все, что у нас, не похожа… Как околдованный ходил. Выследил Илью, расспросил. Он отнекивался сначала, потом рассказал. Я говорю: позволь хоть изредка видеться с ней. Мне радость, да и ей развлечение, небось скучно же целый день взаперти сидеть. Он говорит: нет, ей не скучно, она с ангелами беседует. Ну, я посмеялся. Потом понял, что так и есть: скучно Элайдже никогда не бывает. Но ведь ты видишь, какая она, говорит дальше Илья. Умом лет на десять, а остальным-то… Тут я поклялся ему страшной клятвой, что вреда ей не сотворю… И сам тогда верил…

– И что ж – нарушил? – Машенька печально склонила голову.

Петя медленно кивнул.

– Два года… больше… Она ко мне привыкала, училась говорить со мной. Потом перестала дичиться, радовалась, ждала встречи… Тебе небось смешно, а мне с ней по-настоящему интересно было. Как я ее понимать научился, а она – меня, так Элайджа много рассказывать стала. У нее накопилось. Родителям да Илье не до того, бабка померла давно. Она мир вовсе по-иному видит, но кто сказал, что мы – правильно, а все иные – нет? Вон самоеды тоже всякую нечисть признают, а шаманы ихние вверх вниз по Мировому Древу путешествуют. Это что? Все брехня да ересь? Или все-таки есть что-то?.. Так же и с Элайджей… Впрочем, я не думал тогда. Я счастлив был, впервые, поверь, в жизни… Она именно меня ждала и видеть хотела, для меня венки плела, цветами место встречи украшала, и не был я для нее ни непутевым, ни бездельным. А потом она сказала, что любит меня, и хочет, чтоб я ее тоже любил… Я, Машка, нынче геенны не боюсь. На земле в ней побывал. Горел несколько месяцев кряду. Вином да водкой огонь заливал, а он только пуще разгорался. Тогда и столбы телеграфные головой пробовал. Хотел Илье рассказать. Но что ж он, мне самому понятно, у него выход один: все разом прекратить. Разве я мог?

Она после меня утешала, говорила, что ангелы нам поют. Сама пела. Голос у нее удивительный, и на гитаре немного играет. Помнишь, Хаймешка в спектакле играла? Так это Элайджи гитара… И вот… Илья сначала ничего не прознал, она вообще-то врать совсем не умеет, но тут как-то сообразила: не то что напрямую врала, а так – молчала обо всем… А теперь уж…

– Что ж теперь?!

– Беременна она.

– О Петя! Ты ж говорил, она умом ребенок…

– В том-то и дело!.. Так кто ж Илюшку-то осудит? По крайней мере, не я…

– Но что ж теперь?

– Если бы я знал!

– Петя! – Машенька решительно поднялась со стула, на котором сидела. Пешка, свернувшаяся у хозяина в ногах, подняла седую морду и слегка оскалилась. – Петя, ты теперь должен батюшке открыться и… ну, я не знаю, выйдет ли на ней жениться, но хоть как-то свой грех искупить! Если ты искренен с ним будешь, вот как со мной сейчас, он непременно поймет и, может, посоветует что дельное…

– Ща-ас! – Петя оскалился совершенно на манер Пешки. – Так он мне и даст на ней жениться!

– Ну что ж, если в этом твое счастие, разве ж батюшка когда поперек пойдет?

– Ой, Машка, ну не смеши ты меня в самом деле! Ты ж с отцом ближе моего, неужто ты его и вправду доселе не разгадала?! Это ж нужно специально глаза закрыть да смолой поверх замазать, чтоб не разглядеть. Он же чистый хищник по природе своей, ни о чем и ни о ком, кроме своей добычи, думать не может и не хочет. Пока меня от земли не видать, пока я нолик, он меня еще терпеть может. Но коли я поперек его желаний пойду, что-то в его системе нарушу, так он меня не задумываясь с пылью смешает или вовсе в могилу сведет, как нашу с тобой мать…

– Что-о?! Что ты сказал?!! – Маша с пылающими щеками схватила брата за плечи, встряхнула, позабыв о его ране. Петя побледнел, но, закусив губу, сдержал стон, превратив его в поистине дьявольскую усмешку. – Да он матушку по сей день любит!