Холодные песни

– Значит, ты, – сказал он, сжимая кулаки и двигаясь на мужчину. – Да я тебя, урод, за Клюя в говно размажу…

Может, Вадику померещился испуг Шимы – и тот по-прежнему получал удовольствие от собственной ярости и предвкушения схватки? У Шимы был «короткий запал» – в гневе он вспыхивал моментально.

Крепыш остановился у стыка площадки и мостика. Было видно, как на плечах и шее напряглись мускулы. Он выпрямился, сделал легкое движение в направлении мужчины с молочным глазом, а потом рванул. Мостик гулко завибрировал.

Мужчина удивил Вадика (и наверняка Шиму). Он позволил Шиме приблизиться на расстояние удара, а потом молниеносно присел и ткнул ему в пах прямыми пальцами (под которыми болталась веревочная петля), точно какой-нибудь китайский монах. Шима врезался в руку противника, выплюнул из легких весь воздух и потянулся к травмированному хозяйству, но мужчина уже сжимал и крутил его яички. Вадик сжался, будто истязали его. Шима заскулил, голова задергалась на сдувшейся шее, ладони заколотили по руке мужчины, бессильно, по-бабьи. Мужчина дернул на себя, словно хотел оторвать хозяйство Шимы – и Шима завопил.

Мужчина с молочным глазом разжал пальцы, поднялся и отступил на шаг.

Шима корчился от боли на холодной решетке. Под трубу влетел пассажирский состав, и Вадик подумал: какую картину разглядел на мостике машинист?

– Когда видишь, во что превращается твой враг после удара в кадык или макаронину… через десять, пятнадцать лет после школы… – Мужчина запнулся, рот свело беглой судорогой. – Школа высасывает таких, как вы, до дна. Сначала дает силы, власть, а потом забирает с процентами… Но как увидеть это в двенадцать лет, как заглянуть в будущее и увидеть, что твой школьный кошмар сторожит парочку вонючих гаражей, пьет в ржавом «жуке» и способен поднять руку лишь на толстожопую жену? Он почти благодарен тебе, когда ты сдавливаешь его глотку… Бр-р-р… Это как задавить жабу.

Шима отползал. Отталкивался каблуками, помогая правой рукой; левая рука прикрывала ракушкой гениталии. Его лицо было обращено к площадке: вздернутые брови, испуганные больные глаза дворового пса.

– У вас ничего нет, кроме слюны и тупых клыков. – Мужчина с молочным глазом медленно наступал.

– Мама… мамочка… – Араужо рухнул на корточки, словно у него вынули колени. Его рот продолжал открываться и закрываться, но из горла выходило лишь придушенное гуканье.

Мужчина склонился и заглянул Шиме в лицо. Было не похоже, что боль откроет у Шимы второе дыхание, но тот зашипел и ударил врага в глаза «вилкой» из пальцев. Тут же одернул руку, тряся ладонью. Мужчина моргнул – и все.

Потом распрямился и опустил каблук на ступню Шимы. Под мягким носом кроссовка хрустнуло. И сразу – ударил по подъему стопы, в неприкрытые мышцами кости.

Шима взвыл и пополз на спине. Водянистое небо провисало к его бледному лицу. Шима перевернулся на живот.

Приоткрытый рот мужчины дрожал:

– Но еще хуже, когда тот, кто испоганил твое детство, не узнает тебя. Он отмылся и сменил конуру, он смотрит на тебя и улыбается, он спешит по своим делам, он не помнит. Не помнит даже этого! – Мужчина снова ткнул в белый глаз. – Они не хотят отвечать за то, что сделали. Они не верят в прошлое. – Его лицо покраснело, на лбу и шее проступили темные вены, почти как в финальной сцене ужастика о сканнерах, после которого Вадика долго мучили кошмары. – Но он… они… должны ответить! И чем раньше, тем лучше!

Шима добрался до площадки. Он уже не скулил, выпученные глаза пялились в рифленый настил.

Вадик обхватил колени, в голове пробудилось смутное воспоминание.

В «Своих» ходили слухи о «защитниках» – невидимках, в отличие от «старших братьев». Про «защитников» он впервые услышал в библиотеке, единственном месте, где существовали правила: в просторное светлое помещение пускали без личных вещей. Мальчик с голубыми глазами и вздернутым поросячьим носом сказал, что директор нанял «защитников», чтобы учеников не обижали за пределами школы; дворовая шпана пыталась отобрать у мальчика карманные деньги, и тогда появился худой человек в пальто с некрасивым шрамом на виске, он прогнал хулиганов и проводил его до дома. Голубоглазый мальчик был благодарен «защитнику», но… мужчина со шрамом испугал его.

Вадик зажмурился. Даже если и так… Он ведь перевелся в другую…

Он представил одинокие фигуры на улицах города, длинные тени под окнами опекаемых, обращенные в прошлое глаза, тонкие ловкие руки, которые ищут справедливости – нет, мести; он задохнулся этими образами, подумал: «Не стану ли я таким?»

– Не будет с вас толку, – сказал мужчина с молочным глазом, а потом посмотрел на Вадика. – Спасибо, что позвал меня. Своей болью, страхом. Мне это было нужно.

Шима неуклюже встал, шатнулся в сторону и попытался перекинуть через ограду ногу, но в нее вцепился Косарев и потянул Шиму на себя. Они упали на металлический настил.

Мужчина прищурился здоровым глазом, сунул левую руку в карман, достал широкую стамеску и побежал.

Загадка с подвохом.

Кто остался на трубе?

Ззолет

Ззолет.

С этого слова все и началось.