Холодные песни

Я чувствовал себя несчастным и беззащитным. Хотелось целоваться и спорить. У меня закончились камни. Я поднял руку к лицу и изобразил звериную лапу. Опустил мизинец ниже остальных – и буква «С» стала буквой «З».

Не коготь.

«З».

В черном небе мерцали крупные звезды, их свет дробился в глазах. Что-то тяжелое плюхнулось в воду далеко от берега. Я сидел на краю пляжа и смотрел на пришвартованное у другого берега судно – плавучий «Клуб юных моряков». Длинная черная тень на фоне неба. Раньше, в моем детстве, на корабле работал видеосалон. Вот бы пересмотреть «Доспехи Бога» с Джеки Чаном…

В сером свете нового дня на борту судна проявилась надпись оранжевой краской. Большие трафаретные буквы.

Ззолет.

По дороге к городскому парку я видел огромные буквы на фасадах многоэтажек; некоторые окна были глухо закрашены. Слова тянулись вдоль улиц, сливаясь в голове в звенящий комариный звук, мои губы непроизвольно растягивались, челюсти смыкались, кончик языка поднимался за верхние зубы: зззззз… Я видел надпись на скатных крышах, на билбордах, на брюхе моста – в местах, куда не доберешься без специальной техники. Я видел костную вечность.

У центральных ворот дежурили два крепких парня в фиолетово-черных водолазках. Преградили проход. Никаких нарукавных повязок или других отличительных знаков.

– В чем дело? – спросил я.

– Вы не сказали, – ответил один.

– Что не сказал?

– Если бы знали, то сказали бы, – проговорил другой.

– Какой-то пароль?

Они ждали.

Я догадывался, что может служить паролем, но язык не поворачивался это произнести. Я сунул руку в карман, достал бумажник и показал удостоверение журналиста. Дежурные наклонились, легонько стукнувшись головами, и внимательно изучили обклеенную скотчем картонку с моим именем.

– Так это вы… извините…

– Спасибо за статью…

Они выпрямились и расступились.

Я закрыл бумажник и зашел в парк. Обернулся на ставших покладистыми церберов – разыгранная сцена казалась неудачной шуткой.

Передо мной тянулись аллеи. По обе стороны от дорожек высились составленные из каменных блоков фигуры полулюдей-полуволков. Я не помнил, чтобы они были здесь раньше. Блоки словно поставили неправильно – части скульптур не совпадали в плоскостях, и я вспомнил граффити на стенах складов. Статуи измазали мокрой землей. Глаза по бокам волчьих морд были глубоко безумными – не думал, что такое можно передать в холодном камне.

Я прибавил шагу, намереваясь быстро пройти парк насквозь и закончить с этим. Вот пройду, и все будет хорошо. Все постепенно наладится.

Аллея прерывалась круглой площадкой, где занимались пожилые дамы с палками для скандинавской ходьбы. Женщины стояли по краю площадки, обратив лицо к небу. Принимали солнечные ванны, витамин D. Руки опущены, чудные палки уткнулись наконечниками в брусчатку. Дамы напомнили мне итальянских фехтовальщиков, использующих в бою две шпаги.

Я перешел на другую аллею, не спуская глаз с пенсионерок. Узнал старушку из квартиры с муравейником, она была одета в темную спортивную куртку, на голове – темный берет.

– Какое небо голубое! – грянуло хором. Женщины захлопали в ладоши. Палки для скандинавской ходьбы крепились к ремешкам, похожим на перчатки без пальцев, и теперь застучали ручками.

– Три-четыре! Поздравляем! Поздравляем!

Я остановился на велосипедной дорожке, наблюдая за действом из-за безумной каменной статуи.

Кого они поздравляют? Себя с новым днем? Или у кого-то день варенья?

– Смерти всем болящим! Слепоты всем зрячим! Вечность Ззолет!

Я оторопел.

Пенсионерки колотили палками по брусчатке. Их губы двигались, извивались.

Издалека, будто из-под земли, послышались тяжелый волчий вой и злобное рычание.

Я огляделся. На широкой полосе газона были свалены в кучу пни деревьев и сучья, словно для масленичного костра. С другой стороны, за аллеями и бесноватыми пенсионерками, находился шахматный домик. Оттуда приближалась группа людей в черных балахонах. Они дошли до круглой площадки, разорвав строй любительниц скандинавской ходьбы, и опустились на колени посередине.

Наконечники палок цокали по камню. Они ведь должны быть резиновыми, разве нет? От металлического стука сводило зубы.

Земля под ногами задрожала. Жуткий вой приближался – наползал снизу. Небо шло темными волнами, складывалось в углы и формы, я опустил голову, не желая искать осмысленное в случайном.

Люди в балахонах запрокинули головы и крикнули:

– Вечность Ззолету!

Я увидел среди них админа – длинное бледное лицо, маленький рот, седые патлы – и тут же потерял из виду: коленопреклоненных обступили пенсионерки, в твердом горячем воздухе замелькали алюминиевые палки.

Кто-то не выдержал и закричал. В просвете между спинами возникло белое лицо, дернулось, покрылось кровью. Палки поднимались и опускались с глухим полым звуком. Пенсионерки рычали, как свора бродячих собак. Переступали в растекающейся темно-красной, почти черной луже. Били и кололи.

Над жертвенником висел алый туман – мелкая кровяная пыль.