Холодные песни

Он обошел мусорные контейнеры, обнесенные с трех сторон бетонной оградой, и направился к зданию. Приблизился и уплыл в сторону балкон, который пытались куда-то унести на своих плечах мультяшные гномы, мелькнул в сумерках деревянный медведь… «„Сказка“… И какой мудак решил назвать это место сказкой?»

Перед крыльцом Олег остановился.

– Эй, ты… Я пришел, – произнес он громким шепотом; злость поутихла, ему было неловко. – Давай, дуй сюда. Здесь все началось, здесь и решим.

Появилось ощущение: его слышат, его слушают. Рот наполнился кислой слюной. Мысли об абсурдности происходящего выветрились без остатка.

Медленно, одно за другим зажглись окна правой части здания: сначала желтым светом пропитались занавески и стекла раздевалки, затем – игровой и, наконец, спальни.

Детский садик ждал: решай, человек.

– Я тебя не боюсь, – соврал Олег. – Если хочешь кого-то наказать, накажи меня, не Антона.

Садик молчал.

– Черт… – выдохнул Олег через какое-то время. – Чем я занимаюсь?..

Свет в окнах не ответил, Олег и не рассчитывал. Наверное, просто вечерний обход, или кто-то из работников забыл кошелек. Сейчас вывалится на ступеньки, и начнутся вопросы. «Иди домой, – урезонил Олег сам себя, – помирись с Лидой, расскажи сыну на ночь добрую историю. Только не лезь через забор у всех на виду».

Он кивнул собственным мыслям и двинул в обход, повторяя понедельничный путь с Антоном. Змейка из вкопанных в землю покрышек, качели без цепей и сидушки, задраенные ставни песочниц, холмик с черной надстройкой…

Кто-то закашлял. Будто из-под земли.

Олег остановился и прислушался. Вот, снова. Он осторожно приблизился.

В черноте, куда убегали бетонные ступеньки, кто-то стоял. Силуэт показался знакомым.

– Аркадьевна?

Бред. Нет там никого.

– Глянь-ка, глазастый, – донеслось из погреба.

Няня медленно и неуклюже выбралась под желтое эхо фонарей. В руках женщины Олег различил садовый рыхлитель, с трех зубьев свисали темные подвижные полосы. Аркадьевна перехватила черенок другой рукой и обстучала тяпку о сваленные горкой кирпичи.

Что-то не нравилось Олегу в ее движениях. В голове зазвучала тревожная музыка, не совпадающая с сердечным ритмом.

Няня шагнула вперед и заторможенно попыталась ударить его рыхлителем. Это настолько шокировало Олега, что увернуться он успел лишь в последний момент. Отскочил назад и в сторону.

– Эй! Охренела?!

Аркадьевна – старуха с мелко трясущейся головой – хрипло рассмеялась. Подняла и помахала в воздухе тяпкой, будто вещицей, которую хотела продать.

– Попытка не пытка, маленький. А вдруг.

– Маленький?.. – Олег отошел еще на два шага, наткнулся на парапет подстриженного кустарника и стал пятиться боком, подальше от сумасшедшей женщины.

– Давно не виделись, – просипела, появляясь из-за беседки, полоумная Аркадьевна. – Мы скучали по тебе.

Он решил не отвечать. Смысл? Надо поскорее убраться отсюда, а завтра сделать пару звонков. Нога его сына больше никогда не ступит на территорию этого шизанутого заведения, а старую алкашку не подпустят к детям и на расстояние выстрела.

– Ты не верил в нас, когда был маленьким, и сейчас не веришь, – засмеялась Аркадьевна. – А вот своему Антону… О, он единственный, кому ты веришь всем сердцем. Больше, чем себе.

Олег продолжал пятиться.

– Почему ты не верил в нас, Голежик?! – неожиданно завизжала няня. – Почему так долго не вспоминал? Плохой, плохой мальчик!

Его словно ударили в солнечное сплетение.

Она двигалась как большая неуклюжая кукла, которую дергали за невидимые веревки. Она назвала его Голежиком.

– Но мы ждали, и ты впустил нас, Голежик! Все-таки впустил!

Когда был маленьким, он ходил совсем в другой сад, а если бы и сюда… Сумасшедшая совсем не напоминала ту злющую тетку с большими зубами. Тогда откуда она знает про?..

Аркадьевна швырнула в него рыхлитель. Инструмент пролетел высоко над головой и звякнул об оконный карниз. Няня рассыпчато захохотала.

– Сука косая! – зачем-то крикнул Олег, развернулся и побежал.

В окнах группы (бывшей группы!) Антона по-прежнему горел свет. Олег ускорился, но около крыльца споткнулся и нырнул на плитку. Его сбил надрывистый плач.

В детском саду заливался слезами ребенок.

Мозг Олега заметался от одной крайности к другой. Лукавая, игривая улыбка сына. Ядовитый, злой свет в окнах. Тепло маленькой ладошки на небритой щеке. Безумная старуха с его детским прозвищем на перекошенных растрескавшихся губах.

Аркадьевна появилась – почти выпала – из-за угла здания. Она нашла тяпку и теперь размахивала ею над головой – три железных крючковатых пальца, прорастающие из плоти. Ломаные движения, клокочущий смех.

Это не реально.

Ребенок, ребенок в саду может быть реальным. Остальное – нет.

Олег почти возненавидел этот плач – он отдалял его от дома, от сына.

А еще эта няня. Будь она неладна.

«Твою!..»

Словно в бреду, Олег бросился к двери, распахнул, взбежал по ступеням и нырнул в открытую дверь раздевалки.