Холодный апрель

До поворота изгороди толпы демонстрантов двигались как бы в коридоре, огороженном с одной стороны проволочным забором, с другой — метрах в сорока — стеной леса, густого, смешанного, с высокими соснами, зелеными елями и голыми безлистными вениками какого-то высохшего кустарника. Возвращаться отсюда, идти встречь движущегося в одну сторону потока людей значило обратить на себя внимание, и Александр шел вместе со всеми.

И вдруг он увидел Каппеса. Потому и увидел, что Каппес шел навстречу, всматриваясь в лица людей, искал кого-то. Александр отступил в кусты: с Каппесом встречаться, да еще здесь, совсем не хотелось. С Крюгерами или даже с пастором, Штайнертом — другое дело. Эти — открытые души, перед ними оправдаться не грех бы. Дескать, и я вместе с вами. Но Каппес был непонятен. С ним и оглянуться не успеешь, как окажешься в центре внимания. А там и газетчики подоспеют, не упустят такого случая. Да ведь и полицейские зачем-то стоят тут. В открытом поле весь их частокол — как на ладони.

Сзади что-то фыркнуло. Оглянулся Александр и обомлел: в метре от него качалась голова лошади. И всадник был хорошо виден за редкими кустами — полицейский. Нет, нельзя было отскочить, выказать страх, это Александр сразу понял. Полицейский мог заинтересоваться им, мог просто захохотать и тем привлечь внимание Каппеса. Отшагнув в кусты, Александр сделал вид, что справляет малую нужду. Покосился на полицейского и рядом с ним увидел другого. Должно быть, они давно тут стояли и он сам, прячась, напоролся на них. Мелькнула запоздалая мысль: а можно ли тут делать то, что делает он? В городе за такое запросто задерживают и крепко штрафуют. А здесь? Вдруг он своей малой нуждой оскверняет чью-то частную собственность? Но делать было уж нечего, и он все стоял в кустах, сквозь ветки выглядывая Каппеса. Потом пошел вдоль опушки, не выходя из леса. Оглянулся и увидел, что конные полицейские медленно движутся за ним, отводя от лица низкие ветки. Тогда он резко повернул, вышел на дорогу и затерялся в толпе. Хотел даже взять у одного из демонстрантов плакат на палке, изображающий черную ракету, перечеркнутую крест-накрест красными мазками. Но тот неожиданно свернул к проволоке и воткнул плакат в середину колючей спирали.

Только дойдя до поворота забора, Александр остановился и огляделся. Ни Каппеса, ни Фреда нигде не было видно. Конные полицейские выехали из леса и неподвижно стояли на опушке.

За поворотом проволочный забор был расцвечен еще больше. Много здесь было и крестов, местами они стояли в ряд, напоминая кладбище. За забором в открытом поле виднелись автомашины, легковые и крытые грузовики. И американских солдат здесь было больше. Кое-где они стояли кучками возле небольших окопчиков, обложенных мешками с песком. И забор стал повыше. К нему добавился еще один ряд колючки на высоких столбах, по верху которых тянулась проволочная спираль. А впереди, где, заполонив все поле, гудела, двигалась многотысячная толпа, были ворота — металлические, обтянутые все той же колючей проволокой. В этом месте полицейские, словно убоявшись толпы, стояли по другую сторону забора. За ними топтались какие-то люди — десятка два людей, военных и гражданских. Еще дальше, перегораживая широкую грунтовую дорогу, уводящую в поле, вплотную друг к другу стояли тяжелые армейские грузовики. На крыше каждого, опустив ноги на капот, сидел солдат с автоматом на коленях. Все были готовы, все чего-то ждали.

К воротам было не подступиться. Только один раз в образовавшийся просвет между людьми Александр разглядел двух человек в бумажных колпаках на головах, сидящих в пыли перед самыми воротами. Кто-то сказал, что это буддийские монахи, приехавшие то ли из Японии, то ли из Южной Кореи специально для того, чтобы выразить свои протесты против американских авантюр.

Потолкавшись в толпе, Александр понял, что она не аморфна, а делится на отдельные группы и в каждой — свой оратор. Это был грандиозный митинг, в котором говорили сразу многие. И пели. Под аккомпанемент гитар и просто так, без всякого аккомпанемента:

Видят люди: «першинги» стоят,
«Першинги» на пустыре…

Высокий голос запевалы, доносившийся из толпы, перебивался дружным хором:

«Першинги» — смерть!
«Першинги» — смерть!!
«Першинги» на пустыре…

— Нечего обманывать себя! — гремело в центре другой, плотно сбившейся кучки людей. — Мы лишь заложники у Пентагона. Восемь тысяч ядерных боеприпасов разместила Америка в Европе. И три тысячи средств их доставки. Этого им мало, и они ставят еще «першинги» и крылатые ракеты. Нечего обманывать себя! Американцы давние провокаторы. Каждый год не меньше восьми раз используют они вооруженные силы в своих внешнеполитических целях…

Александр прошел еще несколько шагов и услышал другую речь. Этот оратор не старался перекричать других, но слова его почему-то были слышны четко и ясно. Голос этот чем-то напоминал голос пастора Штайнерта.