Холодный дом

– Это же правда, душечки мои, – разве нет, – сказал мистер Скимпол. – Так оно и есть, и так должно быть, ибо, как в песне поется, «такова наша природа». Вот, например, у нас сидит мисс Саммерсон, которая одарена прекрасными административными способностями и поразительно хорошо знает всякие мелочи. Мисс Саммерсон, наверное, очень удивится, если услышит, что в этом доме никто не умеет зажарить отбивную котлету. Но мы действительно не умеем; не знаем, как и подступиться к ней. Мы абсолютно ничего не умеем стряпать. Как обращаться с иголкой и ниткой, нам тоже неизвестно. Мы восхищаемся людьми, обладающими практической мудростью, которой нам так недостает, и мы с ними не спорим. Так для чего же им спорить с нами? Живите и дайте жить другим, заявляем мы им. Живите за счет своей практической мудрости, а нам позвольте жить на ваш счет!

Он смеялся, но, как всегда, казался вполне искренним и глубоко убежденным во всем, что говорил.

– Мы ко всему относимся сочувственно, мои прелестные розы, – сказал мистер Скимпол, – ко всему на свете. Не так ли?

– О да, папа! – воскликнули все три дочери.

– По сути дела, в этом и заключается назначение нашей семьи в сумятице жизни, – пояснил мистер Скимпол. – Мы способны наблюдать, способны интересоваться всем окружающим, и мы действительно наблюдаем и интересуемся. Ничего больше мы не можем делать. Вот моя дочь – Красавица; она уже три года замужем. Признаюсь, что обвенчаться с таким же младенцем, как она сама, и произвести на свет еще двух младенцев было очень неумно с точки зрения политической экономии; зато очень приятно. В честь этих событий мы устраивали пирушки и обменивались мнениями по социальным вопросам. Как-то раз она привела домой молодого муженька, и они свили себе гнездышко у нас наверху, где и воспитывают своих маленьких птенчиков. В один прекрасный день Мечтательница и Насмешница, наверное, приведут своих мужей домой и совьют себе гнезда наверху. Так вот мы и живем; сами не знаем как, но как-то живем.

Не верилось, что Красавица может быть матерью двоих детей, – на вид она сама была еще совсем девочкой, и мне стало жалко и мать, и ее ребят. Было совершенно ясно, что все три дочери росли без присмотра, а учили их чему попало и как попало – лишь с той целью, чтобы отец мог забавляться ими, как игрушками, когда ему было нечего делать. Я заметила, что дочки даже причесывались, сообразуясь с его вкусами: так, у Красавицы прическа была классическая – узел волос на затылке; у Мечтательницы романтическая – густые развевающиеся локоны, а у Насмешницы кокетливая – ясный лоб открыт, а на висках задорные кудряшки. Одевались они в том же стиле, как и причесывались, но чрезвычайно неряшливо и небрежно.

Ада и я, мы поболтали с этими молодыми особами и нашли, что они удивительно похожи на отца. Тем временем мистер Джарндис (который усиленно ерошил себе волосы и намекал на перемену ветра) беседовал с миссис Скимпол в углу, причем оттуда ясно доносился звон монет. Мистер Скимпол еще раньше выразил желание погостить у нас и удалился, чтобы переодеться.

– Розочки мои, – сказал он, вернувшись, – позаботьтесь о маме; ей сегодня нездоровится. А я денька на два съезжу к мистеру Джарндису, послушаю, как поют жаворонки, и это поможет мне сохранить приятное расположение духа. Вы ведь знаете, что сегодня его хотели испортить и опять захотят, если я останусь дома.

– Такой противный! – воскликнула дочь Насмешница.

– И ведь он знал, что папа как раз отдыхает, любуясь на свои желтофиоли и голубое небо! – жалобно промолвила Лаура.

– И в воздухе тогда пахло сеном! – сказала Аретуза.

– Очевидно, этот человек недостаточно поэтичен, – поддержал их мистер Скимпол, но – очень добродушно. – Это было грубо с его стороны. Вот что значит, когда у тебя не хватает чуткости! Мои дочери очень обиделись, – объяснил он нам, – на одного славного малого…

– Вовсе он не славный, папа. Он несносный! – запротестовали все три дочери.