Холодный город

— Догадался, значит… — Аркадий выпил, поморщился. — А где друг твой?

— Он соседке замок чинит.

— Эльвирке, что ли? — усмехнулся хозяин. — Быстро она его тралом зацепила. Активная гражданка — инструктором райкома работала, у такой не забалуешь. Теперь все соки из него выжмет.

Серый повертел свою стопку в руках, выпил, приготовился болезненно сморщиться, но понял, что не чувствует вкуса водки. С удивлением посмотрел на Аркадия. Тот понимающе кивнул головой:

— Ощущений маловато? А ты воображение напрягай. Да водка это, водка, не вода.

— Давно вы здесь?

Аркадий задумчиво растирал каплю по поверхности стола.

— А какой ответ ты бы хотел услышать? Год? Час? Неделю? Ты за окно смотрел? Тут для каждого время по-своему течет. Или не течет вовсе…

— Кто такой Иблисов?

— Первый раз слышу про этого гражданина, но догадываюсь, о ком ты спрашиваешь. Кто-то очень понятливый выслушивает тебя, как никто другой. И ты готов раскрыть ему все самое сокровенное. И сам удивляешься, как же, оказывается, неоднозначна и опасна твоя сволочная натура. И имен у этого внимательного может быть много, и к каждому он приходит в своем обличье — девушка невинная, дедушка седой… Только лепим мы его себе сами, в меру своих интеллектуальных возможностей и опыта житейского. Богу — богово, а слесарю — слесарево…

— А без него никак? И без всех этих плясок у костра? — Серый махнул рукой в сторону коридора.

— Наверное, можно и по-другому. Кого-то два ангела через двадцать проходных потащат, на кого-то специально обученные люди через забор смотреть будут, а твой пургаториум — здесь, в коммуналке. Ты же сам его и придумал. — Аркадий наполнил стопки. — Ну, что — не чокаясь?

Серый не отвечал. Хозяин пожал плечами и выпил в одиночку. На этот раз морщиться не стал, а взял со стола гитару и, положив ногу на ногу, стал перебирать струны:

«Дни уходят один за другим,
Месяца улетают и годы,
Я недавно так был молодым
И веселым юнцом безбородым…»

* * *

Димон стоял у книжной полки и, наклонив голову, чтобы было удобнее читать названия на корешках, придирчиво выбирал книги. Иногда одобрительно кивал, вытаскивал нужный том и добавлял его в аккуратную стопку на столе. Сразу бросались в глаза новые клетчатые тапки на его ногах. Увидев Серого, он прервал свои изыскания и извиняющимся тоном сказал:

— Эльвира Николаевна предложила мне пожить у нее. Я вот — возьму почитать? Потом верну. Честно.

Серый равнодушно кивнул.

— Только без обид — ладно? Тебе так даже удобнее будет. А то, как мы тут — на одном диване?

Димон взял стопку книг со стола, прижав подбородком, и двинулся к выходу. Не говоря ничего, Серый открыл ему дверь и посторонился.

— Ты это — в гости заходи…

Серый кивнул и закрыл за другом дверь. Постоял немного, раскачиваясь с пятки на носок, огляделся. Взял стул и покачал его на руках. Потом подошел к окну. Снег за стеклом по-прежнему падал в темноту. Несколько раз перевернул стул на весу. Наконец, взявшись за две ножки по диагонали, с размаху ударил торцом спинки в деревянное перекрестье. Посыпались осколки. Ударил еще и еще раз. Торчащие куски фрамуги выломал руками. Вторая рама сдалась с трех ударов. Серый ожидал, что в комнату ворвется холодный воздух со снегом, но этого не произошло. Высунутая наружу рука не ощутила ни холода, ни тепла. Встав на стул, он взобрался на подоконник и посмотрел вниз, пытаясь определить высоту. Стены двора-колодца с ровными прямоугольниками окон пропадали в темноте далеко внизу. «Какая разница — пятый этаж или двадцатый?» — подумал он и сделал шаг в пустоту.

* * *

От долгого сидения на горячей батарее за кассой стало жарко. Серый снял куртку и положил ее на подоконник, заодно закрыв от случайных глаз покупателей бутылку «Кубанской». Его новый знакомый, напротив, чувствовал себя комфортно в наглухо застегнутой дубленке и мохеровом берете.

— …«Мытарства блаженной Феодоры», по мнению многих богословов, — не более, чем апокриф, — доказывал он, размахивая оправленным в серебро хрустальным стаканчиком. — А само понятие «мытарство» — это метафора, которую сочли подходящей для описания реальности, с которой душа сталкивается после смерти.

— Но ведь каждая религия как-то определяет пограничное состояние души, — возразил Серый, — и это — всего лишь вопрос терминологии. Если не мытарство, то чистилище или Араф…

— Лютер и Кальвин с вами не согласились бы, мой юный друг, — улыбнулся собеседник. — Кстати, а не продолжить ли нам беседу в более приятном месте?

Санкт-Петербург, 2014