Холодный город

Потянув ручку вбок, он потряс створку. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стояла худая женщина в платке с изможденным лицом. В левой руке она держала книгу с тисненым восьмиконечным крестом на черной обложке. Серый отпрянул от неожиданности, но потом все же заглянул ей за спину. Длинная и узкая комната была освещена мерцающим огоньком свечки на длинном столе. Вдоль стола стояла такая же длинная скамья, на которой сидели, не доставая ногами до пола, четверо маленьких детей, три мальчика и девочка, с такими же изможденными лицами.

— Не надо сюда ходить! — женщина в платке подняла над головой правую руку со сложенными вместе средним и указательным пальцами. — Не надо!

Дверь захлопнулась.

— Трындец… — одними губами произнес Серый.

* * *

«У меня внутри ужасная пустота, какое-то безразличие ко всему, которое меня убивает».

А. Камю. «Первый человек»

Дальше молчать не было сил. Серый уже третий час стоял у окна и безучастно смотрел, как в темноте падали снежинки, лениво мерцавшие в свете настольной лампы, которую он перетащил на подоконник. Димон, забравшись с ногами на диван, с увлечением читал «Один день Ивана Денисовича».

— Димон, — почти прошептал Серый, — мы что, здесь жить теперь будем?

Димон поискал глазами нужную строчку в тексте:

— «…люди и здесь живут. В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет и кто на санчасть надеется…»

Серый отвернулся от окна:

— Кстати, насчет «миски лизать», сколько времени мы не ели?

Димон задумался:

— Булочки с кремом в «щели»… а потом только пили. Третий день пошел.

— А ты, часом, не проголодался?

— Я даже и не думал об этом, — удивился Димон. — И правда — как это мы столько дней без еды?

Серый постучал ногтем по стеклу:

— Какое странное окно — ни ручки, ни петель. Оно не открывается, а в комнате, вроде, не душно.

Он подошел к дивану и сел спиной к Димону.

— А ты не заметил, какая кухня в этой квартире странная?

— А что там необычного?

— Да то, что на кухне нет плиты. И холодильников я тоже не заметил.

— Вот тебе и раз! — озадачился Димон. — Как же они живут-то здесь и не мрут от голода?!

— А ты есть хочешь?

Димон задумался.

— Честно говоря, даже не представляю, зачем мне это нужно. Неприятных ощущений нет и желания тоже.

— Здесь, похоже, только песни поют и водку трескают, — глядя в пол пробормотал Серый, — да еще вот — книжки читают.

Димон завозился за его спиной.

— Я вот еще что заметил…

— Что еще? — Серый повернулся к нему лицом.

— Мы с тобой когда последний раз мылись? Не знаю, как ты, а я — четыре дня назад. После этого мы куролесили по всему городу, в ментовке спали, а от меня — никакого запаха, как от манекена.

Димон поднял руку с книгой и понюхал подмышку.

— Такое ощущение, что я — пластмассовый.

Серый сложил ладонь лодочкой и дыхнул в нее.

— И изо рта не пахнет. А ведь зубы тоже давно не чищены…

В этот момент кто-то постучал.

— Войдите, — крикнул Серый.

Дверь распахнулась. На пороге в клубе табачного дыма стояла Эльвира. Она опять была в пеньюаре с боа, только на этот раз в розовом.

— Не отвлекаю?

— Проходите, присаживайтесь, прошу вас, — Серый встал и поправил рубашку.

— Нет-нет, я по делу, — отмахнулась от него дама. — У меня в шкафу замок заело — нужна крепкая мужская рука, чтобы открыть.

— Конечно, — направился было к ней Серый, — пойдемте, посмотрим.

Эльвира остановила его, помахав в воздухе мундштуком:

— Не ты, — мундштук указал на лежавшего на диване Димона. — Вот он пусть поможет.

— Почему? — удивился Серый.

— У него лучше получится, — твердо сказала дама.

Димон пожал плечами и, положив книгу, стал слезать с нагретого места. Эльвира пропустила его в коридор и, повернувшись к Серому, доброжелательным тоном сказала:

— Книжку пока почитай. Или к Аркадию зайди — он рад будет.

Дверь закрылась. Серый взял оставленную Димоном книгу. Попытался читать, но так и не смог сосредоточиться на содержании. Бросил томик на диван и подошел к окну. Снег за стеклом все падал и падал в темноту, но маленький сугроб на жестяном подоконнике не становился больше. Вышел в коридор. Пения не было слышно, кто-то тихонько перебирал клавиши. Серый прислушался — «Песня Сольвейг». Лет пять назад он играл ее на отчетном концерте в музыкальной школе. А было ли это? Начинало казаться, что вся жизнь прошла в этой квартире, и нет ничего за этими стенами. Только снег, падающий в темноте. Перед дверью Аркадия постоял в нерешительности. Постучал.

— Не заперто, — донесся веселый голос из комнаты.

Гитара опять лежала на столе. Хозяин очень уютно устроился в кресле около торшера с красным абажуром. Неизменная майка, тапочки и томик Есенина в руках.

— Можно? — нерешительно спросил Серый.

— Всегда! — категорично ответил Аркадий, снял очки и заложил их в книгу.

Не задавая вопросов, открыл форточку и вытащил из авоськи бутылку, моментально запотевшую в тепле. Серый молча наблюдал за знакомой уже процедурой.

— Ну, за нас, — поднял стопку хозяин.

— Это значит — не чокаясь? — глядя в сторону, спросил Серый.