Холодный город

– Скажу своей подруге, чтобы в ближайшие несколько дней держалась подальше от Люсьена. Правда, сомневаюсь, что она меня послушает.

Тана допила кофе. В рот ей попало немного гущи, и она почувствовала, как кофеин насыщает кровь. Совсем стемнело. Она подумала об Эйдане, который умер, воскрес и ждет ее возвращения.

– Почему твоя подруга остается там, если Люсьен так ужасен?

Джеймсон отвел взгляд:

– Она вампир, – тихо ответил он, будто ему было стыдно. Тана задумалась, каково расти в этом городе, оставаясь человеком. Оказаться внутри не по собственной воле. Жить здесь, не мечтая стать вампиром. Интересно, что Джеймсон сделает ради метки, которой она так легко лишилась? И что почувствует, если узнает о Холоде у нее в крови?

Джеймсон погладил белые перья Гремлина:

– Ты знала, что воронам нравится, когда их кусают муравьи? В момент укуса муравьи выделяют какое-то вещество, кажется, муравьиную кислоту. И вороны так подсаживаются на это, что ложатся, раскрыв крылья, на муравейники. Думаю, моя подруга знает, что Люсьен ужасен, но… ей это нравится.

Тана вздрогнула:

– Может быть, она просто привыкла.

– Может быть, – задумчиво ответил Джеймсон.

– Теперь моя очередь спрашивать, – сказала Тана.

Джеймсон удивлял ее своей нормальностью. Он выглядел крутым, с щетиной на подбородке и стальными мускулами человека, который проводит много времени, карабкаясь по крышам. Он помог ей и ничего особенного взамен не потребовал.

– Если ты знаешь, где я могу купить одежду и… какое-нибудь оружие, я была бы благодарна за информацию. Я не очень-то подготовилась к переезду.

– Могу отвести тебя в один неплохой ломбард. Я знаю его хозяйку, – Джеймсон поднял брови, ожидая реакции.

– Спасибо еще раз, – ответила Тана, и он встал.

Этой ночью она должна пробраться к Эйдану и забрать у него метку. А потом найти место, где можно спрятаться и ждать, когда инфекция покинет ее кровь. Для этого надо запастись одеялами, едой и водой на восемьдесят восемь дней пытки.

Восемьдесят восемь дней, начиная с сегодняшнего.

Глава 22

Иногда бессмертие покупается ценой целой жизни.

Фридрих Ницше

Той ночью, когда Габриэля впервые укусили, он проснулся на свежих накрахмаленных простынях в незнакомой комнате с высоким потолком. Он весь пропах алкоголем, даже его пот отдавал шартрезом, и он подумал, что до сих пор пьян. Когда он попытался сесть, голова закружилась так, что пришлось лечь обратно. За окном во тьме безлунной парижской ночи горели газовые фонари.

– Выпей, – произнес мужской голос, и к его губам поднесли стакан.

Габриэль жадно выпил, в стакане оказалась обычная вода. Он чувствовал себя странно: ему было одновременно и жарко и холодно, будто начиналась лихорадка. Он уже привык просыпаться в грязных комнатах, привык видеть стыд на лицах тех, кто его туда приводил, привык поздно вечером возвращаться в свою маленькую квартирку, борясь с тошнотой и в измятой одежде, возмущая квартирного хозяина.

К чему он был не готов, так это обнаружить себя в роскошном отеле, где перед ним стоял незнакомый блондин со злой улыбкой на лице. Габриэль смутно помнил звуки пианино и укол в горло, как будто его укусила кобра, а потом давление на шею. Бо2льшую часть вечера он провел в одном из самых скандальных богемных салонов. Многие говорили, что там змеиное гнездо, но не в прямом же смысле…

– Я должен идти, – пробормотал Габриэль, пытаясь сесть. – Мне плохо.

– Некоторые болезни оказываются куда более горькими, чем лекарство, – сказал блондин, удерживая Габриэля на месте. В тусклом свете его глаза казались кроваво-красными. Габриэль, не отрываясь, смотрел на его лицо. Он был слишком потрясен, чтобы бояться. Он давно пытался привлечь внимание дьявола. И, кажется, тот наконец пришел за ним.

– Когда все закончится, мы станем как братья, – сказал дьявол.

– У меня уже есть брат, – заплетающимся языком ответил Габриэль, – и он мертв.

Дьявол наклонился над ним, улыбаясь все шире и показывая острые зубы.

– Как и я.

Габриэль открыл рот, чтобы закричать, но был настолько пьян, что рассмеялся.

Когда он проснулся снова, в окно светило солнце и воспоминания прошлой ночи казались смешными: он просто слишком много выпил и был слишком несчастен. Никто не нависал над ним, готовясь к прыжку. На белоснежных простынях не осталось и следа крови. Номер был пуст. Рубашка и туфли Габриэля были сложены на кресле. На низком столике он увидел бутылку шартреза, хрустальный бокал и тарелку запеченных устриц.

Габриэль посмотрел на кровать, на смятые простыни, коснулся пальцами шеи. Прикосновение отозвалось болью, словно он коснулся синяка. Это заставило его занервничать так, что он быстро оделся, вышел из номера и отправился домой.

Он шел мимо игральных притонов и ломбардов девятого округа, мимо кабаре Фоли-Бержер. Голова кружилась. Сам не понимая, что делает, он зашел в мясную лавку и потратил последние деньги на кусок телячьей печени, которую съел сырой, развернув бумагу, в которую она была завернута, прямо на лестнице своего дома.