Холодный мир

На фоне новых чисток в стране и наращивания военной мобилизации ситуация в высших эшелонах власти выглядела достаточно стабильной, особенно по сравнению с 1949 годом. Политика Сталина по отношению к его соратникам в начале 1950-х годов сочетала традиционные методы контроля и запугивания и относительную умеренность. На этой основе происходила определенная консолидация Политбюро, упрочение элементов «коллективного руководства». Эти тенденции все в большей мере определяли эволюцию высшей власти, закладывали основы послесталинской политической системы.

«Семерка» как прообраз «коллективного руководства»

В результате уничтожения «ленинградцев» и различных перестановок в Политбюро и руководстве Совета министров к началу 1950 года окружение Сталина имело следующую конфигурацию. Два из старых соратников Сталина, А. А. Андреев и К. Е. Ворошилов, хотя и оставались членами Политбюро, фактически не участвовали в его работе. Андреев тяжело и долго болел. В начале 1949 года Политбюро предоставило ему шестимесячный отпуск для лечения[335]. В длительных отпусках он был значительную часть 1950 года. В те периоды, когда Андреев мог работать, он возглавлял второстепенное государственное ведомство — Совет по делам колхозов. Как член Политбюро Андреев периодически голосовал в опросном порядке. От решения существенных вопросов он был отстранен, так как не входил в руководящую группу Политбюро. После февраля 1947 года до смерти Сталина Андреев ни разу не появлялся в сталинском кабинете. В 1949 году в связи с нараставшим антисемитизмом гонениям подверглась жена Андреева Д. М. Хазан. Сначала ее перевели с должности заместителя наркома текстильной промышленности на пост директора научно-исследовательского института, а затем со скандалом выгнали даже из института[336]. 19 февраля 1950 года в «Правде» была опубликована статья «Против извращений в организации труда в колхозах», в которой Андреев подвергался критике за неправильные взгляды в этом вопросе. Несмотря на то, что Андреев сразу же проявил готовность публично покаяться (сохранился черновик письма Андреева Сталину, в котором он полностью признавал свои ошибки и просил о встрече[337]), 25 февраля было принято постановление Политбюро, осуждавшее Андреева за «неправильные позиции»[338]. 28 февраля в «Правде» было опубликовано покаянное заявление Андреева.

Чуть в лучшем положении находился К. Е. Ворошилов. Вытесненный на периферию системы высшей власти — на традиционно второстепенную в советской политической системе роль куратора культуры, Ворошилов также был ограничен в правах члена Политбюро, поскольку не входил в его руководящую группу. При этом Ворошилов также нередко болел и находился в отпусках[339].

Если Андреев и Ворошилов оставались скорее символами революционной легитимности власти, то другие представители «старой гвардии» — В. М. Молотов, А. И. Микоян, Л. М. Каганович были реально действовавшими членами сталинского Политбюро. Молотов и Микоян, хотя подвергались периодическим нападкам, продолжали выполнять важнейшие государственные функции и входили в состав всех высших партийно-государственных органов. Каганович к концу 1940-х годов в значительной мере восстановил свои позиции в окружении Сталина. Судя по протоколам заседаний Политбюро и записям в журнале регистрации кремлевского кабинета Сталина, Каганович после возвращения в конце 1947 года с Украины в Москву фактически был включен в состав руководящей группы Политбюро, хотя формальное решение по этому поводу не принималось. Как заместитель Сталина по Совету министров, Каганович также входил в руководящие органы правительства.

Более многочисленной была вторая группа членов Политбюро, по возрасту и времени вхождения в высшие структуры, следовавшая за «стариками». В ней также были свои лидеры и аутсайдеры. К числу последних принадлежал А. Н. Косыгин, связанный с расстрелянными «ленинградцами». Сталин сохранил ему жизнь и должность, но лишил места в высших эшелонах власти. Решение о введение Косыгина в состав руководящей группы Политбюро, принятое в 1948 году, после «ленинградского дела» превратилось в пустую бумажку. Хотя формально оно не отменялось, фактически Косыгин не участвовал в работе Политбюро и после 1949 года ни разу не появлялся на заседаниях в кабинете Сталина.