Холодный путь к старости

Тыренко не обеспокоился тем, что его увидели за выносом мебели. Он привык перестраховываться. Все было законно. В этом деле ему помогла налаженная Семенычем связка с бухгалтером. Жена удалого Братовняка переоценила имущество, сняла с него амортизационные, то да се, и кожаная мебель, на которой если муха и сидела, то недолго, вышла примерно по стоимости двух табуреток. Что не купить?…

Холодильник удобно встал рядом с кожаной мебелью, съев оставшееся в кузове место. Тыренко вытер ладонью пот и сказал:

– Налоговой полиции кранты, а я все это брал в аренду. Надо отвезти хозяевам. А вы что не при делах?

– Мимо проезжали, – ответил Витя. – Смотрим, грузовичок стоит. Мало ли что…

– Не беспокойтесь, не воры, идите, – ответил Тыренко и деловито обратился к Шестеркину:

– Телевизор-то мы забыли…

Шестеркин кинулся за телевизором, его на ходу остановил окрик Тыренко:

– Стой, вторым рейсом возьмем…

Кусаев и Витя направились дальше.

– Что-то не нравится мне все это, – поделился сомнениями Кусаев. – Телевизор – подарок мэра города на день налоговой полиции. Тогда еще десятилетний юбилей справляли. Помнишь? От каждой организации – подарки. Тыренко занес их к себе в кабинет, и они исчезли, как голуби в ящике фокусника. Телевизор – последнее, что осталось.

– Да он все к себе домой прет. Вспомни, как-то торт на всех подарили, так он ни с кем не поделился. А импортные вентиляторы на стойках? – подхватил тему Витя. – Семеныч куда справедливее был: не только для себя, но и для личного состава старался. При нем человек семь в налоговой полиции квартиры получили. При Тыренко – один, который с Донецка приехал и осел в службе безопасности вместо меня.

– Профессионалов почти не осталось, всех разогнал, – разгорячился Кусаев. – С милицейским образованием в налоговой полиции всего два человека: ты да я.

– Что ж, развал налоговой полиции закономерен, – весомо оценил ситуацию Витя. – Когда полиция была создана, то вложенный в полицию рубль окупался более чем стократно. Сейчас – самим бы прокормиться.

ПЕРЕГИБ

«Мыльные пузыри красиво летят, пока не лопнут»

Спустя неделю после перевозки мебели, когда Шестеркин полностью вошел в роль будущего заместителя начальника Госнаркоконтроля и важно прогуливался по коридорам с высоко поднятой головой, а спиной такой ровной, что казалось, будто он спрятал под пиджаком гладильную доску, его внезапно вызывал к себе Тыренко и сказал следующее:

– Радуйся и танцуй: кончают нас окончательно. Готовь помещение к сдаче, считай и переписывай имущество. Скоро у тебя будет новое место.

Ошалевший Шестеркин устремился исполнять…

Когда Кусаев пришел на работу, то, дойдя до своего кабинета, внезапно замер и призадумался. Все его вещи лежали, сваленные в кучу, в коридоре. Когда стопорный этап недоумения миновал, Кусаев быстрым шагом застучал в дежурную часть.

– Что случилось-то, кто выбросил мои вещи?! – крикнул он, потирая ладони и разминая пальцы.

– Тыренко распорядился, чтоб я твои вещи вынес, потому что кабинеты сдавать надо. Забирай их и вали отсюда, – начальственным тоном ответил Шестеркин при всех.

Разгневанный Кусаев побежал к Тыренко.

– Это ваш приказ вещи выбрасывать в коридор? – спросил он.

Тыренко умел читать по лицам людей. Он не любил конфликтов и вулканических эмоций.

– Какой приказ? – переспросил он. – Не знаю такого. Шестеркин самодеятельность устраивает…

В дежурной части Шестеркина уже не было.

– Мужики, где он? – спросил Кусаев.

– К себе пошел…

Кусаев заглянул в кабинет Шестеркина без стука, приличествующего входу подчиненного в начальственный кабинет. Шестеркин сидел за столом, сосредоточенно смотрел на экран компьютера, быстро-быстро перебирал пальчиками и не обратил внимания как на неучтивость вошедшего, так и на него самого. Кусаев бойко прошел к столу и взглянул на экран компьютера. Шестеркин резался в виртуальную военную стычку, под названием «Черный ястреб», между живучим американским десантником, которым управлял сам Шестеркин, и множеством пустынников с автоматами. Игра шла без звука, но данное обстоятельство не убавляло эмоциональности: Шестеркин при попаданиях в его компьютерного солдата откидывался на спинку стула, словно пулю принимал сам.

– Почему вещи из кабинета выбросил? – крикнул ему Кусаев. – Ты что самоуправством занимаешься?

– Иди ты на …! – грубо крикнул Шестеркин, всем телом ощущая себя в кресле заместителя начальника, а они так и должны укрощать подчиненных. Сам неоднократно слышал.

Шестеркин послал Кусаев на три волшебные буквы, образующих знаменитое слово ненормативной лексики, которое можно вполне спокойно воспринимать на заборах и на стенах подъездов, но не в отношении себя. Щеки Кусаева немедленно запылали, будто их отмороженные хорошо растерли снегом.

– Ты что извилины в бантики заплел? – переспросил он. – Зачем мои вещи выбросил?

– Иди ты на …! – повторил Шестеркин гадкое слово на этот раз с усталыми начальственными интонациями и стал ждать, когда его оппонент, наконец, признает в нем шефа и уйдет. Однако случилось по другому.