Холодный рай

С этими тяжкими мыслями Олег Васильевич прохаживается по берегу, с завистью глянул на резиновую лодку, даже захотелось продырявить, но за это и убить могут, демократические принципы здесь явно не в ходу. Боюсь, начнёт процветать культ беззакония, насилия, вседозволенности. На одной чаше весов будет общество, а на другой — автомат Калашникова. Вот бы грохнул его кто!

Олег Васильевич, поскуливая, бродит у воды, затем присаживается, с тоской смотрит в море, а оно сейчас незнакомое, чужое, ощутимо веет холодом, не искупаешься, вода ниже одиннадцати градусов. Как-то незаметно, погрузившись в печальные думы, он легко скользнул в беспамятство спасительного сна.

— Бурый, это? — Репа замирает, вглядываясь в ночь.

— Лодка, гы-гы, точно лодка. Во обкурились, на берегу оставили.

— Надо бы ножиком пропороть, — обеспокоено крутит шеей Репа.

— С ума сошёл, она уже наша, — облизывается Бурый.

— Мне западло тащить, она неподъёмная, — возмущается Репа.

— Терпилу запряжём, — вновь гыгыкнул Бурый. — Вон, под тем кустом спит, Видишь?

— Точно, — загораются глаза у Репы.

Они, не таясь, подходят совсем близко, Бурый поигрывает ножом:

— Тощая коровка.

— Толстых сейчас не встретишь, — хохотнул, Репа и пинает безмятежно спящего лаборанта ногой в бок.

Олег Васильевич мгновенно открывает глаза, и душа замерзает от панического ужаса, он видит взрослых мужчин, в синих татуировках. Неужели это те зеки, о которых говорил Виктор? Неужели людоеды? Тошнота лезет к горлу, Что делать? Сигнал! Надо срочно подать сигнал! Какой? Олег Васильевич на гране обморока, но выдавливает из себя едва слышное кукареканье.

— Петух?! — в радости восклицает Репа.

Олег Васильевич словно просыпается, открывает рот, чтобы заорать во всю мощь голосовых связок, но не успевает, нечто жгучее, с омерзительным хрустом входит ему под правую грудь.

— Зачем? — ругается Репа. — Кто лодку тащить будет?

— Теперь она о нас никуда не денется, — вытирая широкое лезвие ножа об куртку лаборанта, — спокойно говорит Бурый.

— А этого теперь тащить!

— Я легонечко, не замочил, сейчас очнётся и сам ножками перебирать будет. Рот ему завяжи, а то вновь кукарекать начнёт.

— Блин, повезло, петух, — глумится Репа, но кляп пока не тыкает ему в рот.

Виктор проверил дальние подступы, тихо, лишь сверчки надрываются, соревнуясь с ночными цикадами. Теперь необходимо проверить берег, надежды на бестолкового лаборанта, к сожалению нет. Странный он, однако, бесится как подросток от переизбытка гормонов, а ведь уже седина лезет в бороду. Удивляет, что такого идиота спелеологи взяли в свою группу. А вдруг у него есть, какие достоинства? Наверное, есть, не просто так с ним почтителен Павел Сергеевич, а он мужик достаточно серьёзный, мягковат, правда, хотя пытается это скрыть под маской строгости.

Луна тужится из-за всех сил, освещая каменистый ландшафт Караби яйлы, но так не вовремя выползшие тучи, сводят старания на нет. Сгущаются тёмные тени, по душе Виктора словно провели кошачьими когтями — первый признак вздрогнувшей интуиции. Чувство опасности распускается как цветок дурмана, заставляет спину передёрнуться от озноба.

Виктор снимает автомат, оглядывается, вслушиваясь в малейший шум. Но цикады не замолкают, сверчки, как прежде поют, значит, здесь людей нет, это где-то в другом месте. Неужели у моря? Вроде берег там просматривается во всех направлениях, подобраться незамеченными крайне сложно… если конечно… не спать.

Виктор метнулся к берегу, затаился в кустах, высматривая тщедушную фигуру лаборанта, но его нет. Неужели спит под каким-нибудь кустом? Очень может быть, он недостаточно серьёзно отнёсся к поставленной задаче, но интуиция как бешеная собака сигнализирует об опасности.

Выкатившись на открытое пространство, словно бывалый спецназовец, Виктор водит по сторонам стволом автомата. Тишина, лишь в море плюхнула рыбина, фыркнул дельфин, и пошла рябь.

Виктор легонько свистнул и прижался к земле. Выстрелов не последовало, но и отклика от лаборанта тоже. Тогда он становится во весь рост и бежит к лодке. У кустарника замечает тёмное пятно, словно землю полили гудроном. Присаживается, тыкает пальцем, подносит к носу. Кровь! Виктор резко прыгает к лодке, выглядывает из-за неё, палец на курке немеет от напряжения. Берег пустынен, лаборанта уволокли. Но кто, люди из группы Идара, или Вагиза? Один хрен, редьки не слаще, они сейчас в общей связке и их цели совпадают, хотя и ненавидят друг друга.

Виктор будит лагерь:

— Нападение, — выкрикивает он, — всем взять оружие!

— Как, нападение? — Павел Сергеевич невероятно встревожен, но нож уверенно вытягивает из ножен.

— Лаборанта похитили.

— Кто?

— Откуда мне знать? Похоже, решил поспать, его и завалили.

— Убили? — восклицает одна из девушек.

— Кто его знает, но кровищи много.

Олег Васильевич действительно не умер, он приходит в себя и вновь сознание туманит дикая боль. Сквозь кровавые вспышки он два различает голос, ему приказывают идти, грубо встряхивают, красное пространство заполняет чернота.

— И всё-таки ты его сильно подрезал, — издалека звучит голос.

— Слабая птичка оказалась.