Отправился домой, за ключами от гаража. Милованов, может, и сволочь, но, в сущности, он прав, нельзя ему без дела. Зеленый змей-искуситель коварный, как нечего делать доведет до греха. Уже пустил по наклонному пути, если Севастьян теряет связь с действительностью. Водку из горла хлещет, а думает, что телевизор смотрит. И люди в зеленых брезентовках ему мерещатся. Девушки в спортивных костюмах.
Севастьян быстро перекусил, взял с собой несколько бутербродов, наспех наполнил термос чаем. И об оружии не забыл. Охотой, жаль, не баловался, но травмат у него имелся, и даже электрошокер, причем первого класса мощности. Четырехствольная «Оса» уже готова к применению, а парализатор надо бы подзарядить, можно от прикуривателя в машине.
В рулевое колесо он вцепился с такой силой, как будто держал за горло своего злейшего врага. И мрачно усмехнулся, глянув на термос в сумке. Вдруг там не чай, а водка? А если не парализатор сейчас на подзарядке, а какой-нибудь фонарик?
На подъезде к Питомнику и вовсе стало не до смеха. Водка в термосе вместо чая – это хорошо. Ну а если алкогольная зависимость вонзила нож в спину еще раньше? Севастьян вспомнил, как боролся с позывами, как появление Лизы помогло снять симптомы. Секс с ней заменил ему запой. Мозг сказал ей за это спасибо, а подсознание отомстило. Что, если он сошел с ума и уже не отдает отчета своим действиям? Если разобраться, он располагал возможностью по-быстрому сходить к Лизе, убить ее и вернуться в отдел. Вдруг он сумасшедший?
И Ольгу он мог убить. Хотя бы за то, что она оставила его в дурках. Обманула его подсознание, которое потом ей и отомстило… А Татьяну тогда за что? Не хотел на ней жениться, а она тащила под венец?.. И не насиловал он тогда Татьяну, а просто задрал подол платья. Даже колготки стаскивать не стал. Под экстраскорострела сработал. Как будто Татьяну и Ольгу убил один и тот же человек.
А с Ольги зачем колготки стащил? В подражание кому? Преступнику, который убил Лизу? Но в первом случае убийца все-таки совершил половой акт…
Севастьян тряхнул головой. Состояние как в тяжелом сне, когда в голове, наслаиваясь одна на другую, вязко крутятся бредовые картинки и не поймешь, то ли спишь, то ли нет. Хотя нервы на пределе… Никому он не подражал! И никого не убивал! Ну что за идиотские мысли?
Да, и почему он едет к Моровому озеру? Севастьян сбавил ход, собираясь остановиться. Милованов загрузил его мозг до вибрации в извилинах. Сам он, оказывается, ни в чем не виноват, а вот Севастьян и псих, и алкоголик. Люди мерещатся ему, звонки, заговоры. И ведь Севастьян ему поверил, даже готов благодарить его за то, что не отправил на освидетельствование, не применил меру пресечения. И к Моровому озеру Севастьян отправился даже раньше срока. А зачем? Угодить Милованову или задержать Харитонова? А если сунуть голову в капкан? Может, Милованов заманивает Севастьяна в ловушку. Возможно, маньяк уже в пути. Доберется до места раньше Севастьяна, устроит засаду. И не завтра ждать его у озера будет, а уже сегодня. Потому как знает психологию человека. И душа Севастьяна для него как открытая книга. Знает, что в путь он отправится уже сегодня.
Но так Севастьян не идиот, он все понимает. Поэтому к дому Харитонова будет подходить осторожно, чтобы не обнаружить себя и застать Милованова врасплох.
Севастьян прибавил газу, машина не подвела, с ветерком вынесла его к Подозерному, останавливаться он там не стал, прошел сквозняком.
14
Лето, июнь, солнце заходит в районе одиннадцати вечера, еще только начинало темнеть, когда Севастьян подъезжал к нужному месту.
Дорога еще шла через скалистую гряду вдоль ручья, до спуска вниз к ручью оставалось не меньше километра, когда Севастьян свернул с пути – в короткий аппендикс в узкой расщелине. Машина зарылась в кусты и очень скоро уперлась в скальный отвес. Все, приехали. Но так Севастьяну дальше и не нужно. Дальше только пешком. Главное, москитник не забыть, комарье здесь лютое.
Кусты можжевельника плотно закрывали машину, с дороги ее не увидеть, а больше неоткуда: скалы с трех сторон. Севастьян закинул за спину рюкзак и вышел на дорогу, первое время двигался по ней, потом свернул на тропинку, которая, петляя между скальными выступами, уходила вниз к реке. По ней он и вышел к озеру. А затем и к дому.
Ночь сгущалась плавно, глаза привыкали к темноте постепенно. Свет в окнах дома не горел, но взгляд легко выхватывал из тьмы его силуэт. И нос уловил слабенький запах табачного дыма. Кто-то неподалеку курил. И не возле дома, а чуть в стороне от тропинки, по которой Севастьян шел, стараясь не шуметь. Ветерок легкий, он приносил ему дым, а уносил к озеру едва уловимый шорох шагов Крюкова.