Холодный счет

Севастьян сменил курс, осторожно ступая, по траве через кусты подкрался к небольшой одноместной палатке. Неплохо Милованов обосновался: и спать в палатке приятней, чем на траве под открытым небом, и гнус не достает. Дом неподалеку, даже смотреть не надо, можно просто не спать, а слушать. И как только Севастьян появится, взять его на прицел. Смешно это или нет, но из палатки торчал ствол карабина, направленный точно на дом. Это могла быть просто палка, но Севастьян видел оружие. И алкогольный психоз здесь точно ни при чем.

Севастьян нахмурился. Он знал, кто находится в палатке, но Милованов не курил, откуда тогда запах сигарет? Может, это способ такой отогнать комаров? И не курит Милованов, а просто дым из сигареты пускает, так можно. Или пускал. Сейчас уже дымок не идет, а палатка со стороны входа плотно закрыта. И никаких признаков жизни в палатке. Как будто и нет там никого.

Севастьян подобрался к палатке вплотную, тронул пальцем предмет, издалека напомнивший ему ствол карабина. И ведь не обманулся. На самом деле ствол. Карабина. Или даже автомата. Мушка, пламегаситель, все как положено. И с внешней стороны палатки даже подставка из воткнутой в землю рогатины есть. Ствол приподнят, приклад опущен, возможно, он упирался в дно палатки. Обстановка спокойная, притаившийся стрелок не слышал никого, из режима ожидания не выходил. Может, лежал себе на боку, ждал, когда придет время взяться за оружие. Ждал, когда Севастьян даст о себе знать.

А Севастьян уже прямо сейчас мог подать знак. Через крошечное окошко, из которого выглядывал ствол карабина. Но он не торопился. Огляделся, чуть в стороне заметил кострище, обложенное камнем, треногу с котелком, банки валяются. Странно все это, очень странно. Похоже, человек из палатки не очень-то соблюдал конспирацию. Это во-вторых, а во-первых, Милованов не мог оказаться здесь так быстро. А если это сам Харитонов? Затаился возле своего дома, ждет, когда за ним придут, чтобы открыть огонь.

Севастьян взялся за ствол карабина, резко потянул на себя, кто-то схватился за оружие с той стороны палатки, но удержать его не смог. А карабин с оптическим прицелом.

Севастьян вырвал оружие, развернул его в руках, направил на палатку.

– Выходим по одному! – встав за дерево, скомандовал он.

Палатка, как оказалось, открывалась сбоку. Зажужжал бегунок на молнии, показалась голова человека без шляпы и антимоскитной сетки.

– Выходим, выходим!

– Я один! – поднимая руки, сказал мужчина.

Голос показался знакомым.

– Подходим!

Знакомым показалось и лицо. Широкий овал, маленькие глаза, широкие ноздри, тонкий нос. Костюм добротный, охотничий, походная куртка с капюшоном и накладными карманами. Легкие тактические ботинки с рифленой подошвой.

– Канареев?! – удивленно спросил Севастьян.

Заходил он к бывшему мужу своей Лизы. Сначала с его женой поговорил, потом с ним самим. Ничего особенного не заметил. На смерть Лизы Канареев отреагировал относительно спокойно, расстроился, но волосы на голове не рвал. И на суде он с Канареевым виделся.

– Ну, Канареев… Товарищ капитан?

– Майор… Как там тебя? – Севастьян не сразу вспомнил, как зовут Канареева.

– Юрий Данилович… Можно просто Юра.

– Что ты здесь делаешь, просто Юра?

– Да так… Место хорошее.

– Для охоты. На Харитонова?

– Э-э, какого Харитонова?

– А я тебе скажу какого… Подходим, присаживаемся!

Севастьян не стал ставить Канареева на колени, просто усадил его на задницу, хотел завести руки за спину, но передумал и свел их впереди. Щелкнули браслеты наручников.

– За что?

– За карабин.

– Так законно же все, разрешение в кармане, лицензия.

– Лицензия на отстрел человека?

– Какого человека?

– А Харитонов, по-твоему, не человек?

Палатка одноместная, но Севастьян все-таки заглянул туда – никого. Только рюкзак, вещи разбросаны, шляпа валяется. Севастьян надел ее на задержанного, набросив сетку на плечи.

– Харитонов, Харитонов… Ну да, знаю я одного Харитонова, – мудрил Канареев.

– Твою жену бывшую изнасиловал.

– Ну да…

– Откуда узнал, где Харитонов живет?

– А где он живет?

– Убить его хочешь… Понимаю. Очень хорошо понимаю. Сам за его головой пришел. Не прощу ему Лизу.

– Ну да, ну да…

– Что «ну да»? – спросил Севастьян.

– Ну, слышал я, что там у вас было.

– От кого слышал? Я тебе ничего не говорил.

– Ну, вы, может, и не говорили, но все знают.

– Все?

– Ну, может, и не все, но кому надо знают.

– А кому надо?.. Кто сказал, что у нас с Лизой был роман?

– Так на суде говорили, когда Долгова этого судили. Жена его говорила, на вас указывала, своими ушами слышал. Сам, сказала, убил, а мужа судит.

– А Харитонова как нашел?

– Ну как… – замялся мужчина.

– В газетах об этом не писали.

– Писали. Но между строчками. А я очень хотел узнать, где эта мразь живет! – сквозь зубы процедил Канареев.

– Зачем?

– Затем!

– Все-таки убить хотел?

– Яйца отстрелить!

– За что?

– Ну а кто Лизу убил!.. Или вы думаете, что мне все равно? Так вот я заявляю, мне не все равно!.. Пытался забыть, пытался заглушить боль, ничего не помогало. Не могу забыть! И боль не уйдет, пока не убью… пока не накажу этого урода. Яйца хотел ему отстрелить!