Он взял себя в руки, отправился домой, умылся-побрился, позавтракал и снова отправился на улицу Мира, прихватив с собой мини-видеокамеру. Подъехал, покинул машину, вошел в подъезд, где жил Канареев, установил скрытое наблюдение за его дверью. И «жучок» установил, если Канареев выйдет, он услышит.
А Канареев вышел, вместе с женой. Прогулялись к центру города, сходили в гипермаркет, вернулись домой. Ничего необычного. Вечером они снова вышли, погуляли, заглянули в кондитерскую, что-то там купили. Закрылись в квартире и до самого утра не подавали признаков жизни.
Утром Канареев сел в машину и отправился на станцию технического обслуживания, провел там пару часов, никого не задушил. Все это время Севастьян наблюдал за ним, а наружка следила за ним, такая вот петрушка.
И следующая ночь результата не принесла. Канареев на охоту не выходил, но и сам Севастьян точно никого не задушил.
Он крепился, настраивался на борьбу как мог. Даже смог уговорить себя, что не все так плохо, как кажется. Рано или поздно Канареев отправится убивать, он выследит его, возьмет с поличным. И ничего страшного, что за ним следят. Его же не трогают, ему даже не мешают, не отвлекают по пустякам.
Но издавала звуки и пессимистическая струнка, на самом деле все плохо, говорила она. С Пасечником все ясно, он давно уже видел в Севастьяне врага, но и Брызгалов не звонил, не спрашивал, как дела, похоже, о нем все забыли. Похоже, майор Крюков больше никому не нужен. Потому что он маньяк…
Шло время, а Канареев никак не проявлял себя. Однажды утром он вышел из дома, отправился в универсам, Севастьян за ним. Канареев отоварился, но он за ним не пошел. И оказался вдруг в своей квартире. С бутылкой в руке. Сам не понял, как сорвался. Вроде и уговорил себя бороться до конца, но водка уже в организме, по крови растекается невероятной легкости тепло…
19
И все-таки борьба продолжалась. Севастьян заставил себя побриться, сначала навел на кухне порядок, а затем наконец налил себе выпить. Он же не какая-то свинья, чтобы тонуть в собственных отбросах.
Настроение поднялось, похмельная дурнота отступила, на душе светло, хотя за окнами уже темнеет. Дни сейчас длинные, на темное время суток отведено всего четыре часа.
В дверь позвонили. Севастьян встрепенулся. Неужели Милованов решил взять его под стражу? Давно пора. А то мышей он не ловит, закрылся в доме и бухает. Весь день сегодня проспал в похмельном забытье. Под утро снова ноги откажут, хорошо, если до дивана добраться успеет.
Но за порогом стояла Ирина, глаза на мокром месте. Синий костюм, модный, дорогой. Серьги с сапфирами, перстень с таким же камнем, длинные ногти, возможно, такие же острые, как у Лизы.
– Что случилось? – спросил он.
Но Ирина посмотрела на него так, как будто он обругал ее. Ну да, язык у него уже тяжелый, еле ворочается. Могла и не разобрать.
– Бухаешь? – Зато у нее речь очень внятная.
– Бухнешь? – Севастьян распахнул дверь.
Ирина косо глянула на него, переступила порог, зашла на кухню, открыла шкаф, взяла чистый стакан, налила себе и махом выпила.
– Закурить, что ли? – вынимая из пачки сигарету, спросила она.
– Лучший способ открыть душу, – щелкнув зажигалкой, кивнул Севастьян. – После водки.
– У Яны выпускной в эту субботу, – сказала Ирина и затянулась.
– Да?.. – задумался Севастьян.
Он, конечно, не отец, но готов поприсутствовать. Костюм наденет – самый лучший из одного-единственного.
– Да тебя не приглашают, – усмехнулась Ирина.
– Что, не достоин?
– Обиделся… Ну, значит, не совсем еще нажрался… Может, не будешь больше? – Ирина отодвинула его стакан.
– А что, куда-то ехать? – Севастьян вернул стакан на место.
– Куда ехать?
– Не знаю… Где Жуков?
– Дома.
– С Яной?! – Севастьян с трудом, но поднялся.
Нельзя ему никуда ехать в таком состоянии, но надо. Жуков, может, и не убивал Аллу Горохову, но к Яне приставал… Если Севастьяну это не показалось… А может, и показалось.
– Яна в Москве.
– Да?
Севастьян стал опускаться на место, его качнуло, он оперся на стол, чуть сдвинув его. Зазвенела посуда, Ирина едва заметно усмехнулась.
– Сдала последний экзамен, и сразу в Москву. Не знаю, к выпускному обещала вернуться. Такое платье пошила.
– Ну, если платье пошила… Или Жуков пристает?
– А вот не знаю! – Ирина вдруг всхлипнула, на глазах выступили слезы.
– Пристает?
– Да есть подозрение…
– Пристает! Я видел!
– Я думаю, Яна от него сбежала… Какая-то она не своя в последнее время, – вздохнула Ирина.
– Последний год или даже два, да? – с сарказмом спросил Севастьян.
– Ой, да ладно! – огрызнулась она.
Но, немного подумав, махнула рукой. Чего уж на кого-то злиться, когда сама во всем виновата. А она виновата, и Севастьян не удержался от соблазна высказать ей все.
– К дочери пристает! Любовницу имеет! А я плохой?
– Как любовницу? – опешила Ирина.
– А ты не знаешь?..