Он позвал меня к себе через несколько дней, но когда я пришел, я имел честь лицезреть весьма странную картину: профессор Снейп держал Квирелла за шиворот и размахивал у него перед носом моей рукописью с ядами! Узнать, что собственно происходит, я не успел, потому что профессор зелий приказал мне убираться, что я и поспешил сделать. Из-за двери я услышал, как декан Слизерина обещал следить за Квиреллом, после чего невозмутимо выплыл из его кабинета с моими записями под мышкой и ушел, даже не заметив меня за дверью.
Я был в бешенстве. Мало того, что месяц работы с ядами пошел коту под хвост, так еще и образовалось большое затруднение в лице профессора Снейпа, который отныне пристально следил за моей целью и совал в чужие дела свой нос! А это было, Мордред знает, как нежелательно!
Я начал искать информацию о декане Слизерина, чтобы понять, кем был мой соперник в этой охоте на кролика. Я отправил в лондонский магический архив письмо и заплатил десять галлеонов, чтобы мне прислали все доступные материалы, в которых упоминалось имя Северуса Снейпа. На мое удивление у профессора была крайне скудная биография - его имя не встречалось ни в каких научных журналах, связанных с его родом деятельности. Мне прислали лишь скучные факты о его семье, учебе в Хогвартсе и квалификационных курсах в Академии зельеваров. Я махнул на это дело рукой, но через некоторое время работник архива, который выполнял мой заказ прислал мне крошечную статью из «Пророка», датированную годом гибели моих родителей, в которой сообщалось, что Пожиратель смерти, Северус Снейп, оправдан Визенгамотом с неопровержимыми доказательствами его невиновности, которые предоставил в суде Альбус Дамблдор.
Тогда я понял, что совершил ошибку. Переходить дорогу зельевару было с моей стороны, мягко говоря, неумно, потому что я совершенно не представлял, какие преступления таились в его собственном прошлом; в отличие от Квирелла он был умен и потому - особо опасен. Я отбросил идею подмочить ему репутацию - по крайней мере тогда. -
Поттер вздохнул и ненадолго прикрыл глаза, чтобы перевести дыхание, а затем вновь продолжить свой рассказ. Некоторое время тишина нарушалась лишь моими тихими шагами, которыми я мерил расстояние от стены до стены. Через какое-то время мальчишка снова открыл глаза и заговорил.
- Весной того года, пока я усиленно размышлял, как отправить Квирелла на тот свет, последний похоже окончательно убедился в надежности моего молчания и все чаще начинал терять бдительность в моем присутствии. Каждый раз, вдоволь насладившись моим скулежом и стонами, он, будучи в хорошем настроении, начинал болтать о своем прошлом, а именно об эпизодах жизни садиста и педофила.
Он рассказывал мне историю про пятилетнего соседского мальчика, который стал первой жертвой Квиринуса, когда ему самому было шестнадцать. В то лето он насиловал ребенка на протяжении двух месяцев и каждый раз стирал ему память, в результате чего детская психика не выдержала, и мальчик сошел с ума. Более поздняя история произошла с двумя девочками. После того, как он изнасиловал их, он убил их тем же самым заклинанием, которым Волан де Морт убил моих родителей, а затем сжег и уничтожил тела.
- Даже если бы я стер им память, это могли обнаружить и вытянуть из них воспоминания, - объяснял мне Квирелл так спокойно, будто мы говорили о погоде, - после нашей игры они плохо выглядели, что могло вызвать подозрения, и к тому же постоянно плакали и просили отпустить их к матери. Они были глупые, Гарри, совсем не такие как ты - вот ты у меня послушный умный мальчик… Я не мог поступить с ними иначе, понимаешь?
Я кивал и говорил, что понимаю, говорил, что он, Квиринус, ни в чем не виноват, и доверчиво обнимал за шею, заставляя себя вкладывать в этот жест все свое сочувствие и нежность, на которые я был способен. Я всегда был для него самым понимающим и всепрощающим существом - родная мать не смогла бы простить ему столько, сколько якобы прощал и сносил я. В глубине души Квирелл знал, что он - чудовище, которое никак нельзя простить, а уж любить тем более. Но с течением времени он неотвратимо поддавался на эту ложь, становясь все менее и менее осторожным. Теперь он запирал дверь лишь за тем, чтобы нам не помешали в процессе, а не для того, чтобы я не сбегал. Он перестал вылавливать меня по школе - ему стоило только намекнуть, что он хочет меня видеть, как я приходил по первому же зову и делал все, что мне приказывали. Я притворялся, будто мне нравилось то, что он делал со мной. Он перестал угрожать мне и запугивать меня. Каждый раз после наших извращенных отработок я специально оставался, чтобы провести с ним время. Я тоже рассказывал ему о себе - пересказывал глупые или смешные моменты детства: о тете с дядей, о двоюродном брате, об одноклассниках, которые когда-либо обижали меня…
Квирелл очень эмоционально реагировал на эти истории.