Холодный

Я столкнулся с ним на пороге избы и выслушал нелицеприятные слова в адрес студентов, как паразитов, пролезающих в профессорское жилище. Стиснув зубы, я примирился с таким соседством и старался ничем не выдать свое отношение к этому ворчливому чудаку. Вчера за ужином из вежливости я поделился с ним провиантом, направленным маменькой, он смягчился и утром даже не бросил в мою сторону привычного гневного взгляда. Казалось, жизнь налаживается, через день должен прибыть профессор, да и больные, как за ужином сказал разгорячившийся от французского вина Кузьмич, идут на поправку. Появилась надежда, что совсем скоро нас распустят или отправят на практику в столицу. Однако, сегодня к обеду, на третий день моего пребывания, вышла неувязочка.

7.4

+++

— Позвольте. Вы, как порядочный человек обязаны уступить мне комнату. — Говорила единственная студентка, затесавшаяся в мужской «монастырь».

— Я занимаю комнату по праву. Тем более, уже два дня как ее обжил и вещи разложил.

— Но!

— Почему я должен уступать место той, которую вообще сюда не звали? Профессор выбрал наиболее способных студентов, в которых видит перспективу. — Отрезал я.

Остальные грызли гранит науки в стенах университета, рискуя окончить его без рекомендаций и с более низкими отметками.

А эта Прасковья у меня в печенках сидит… Слишком вездесуща, слишком активна. С толстенной косой перевязанной лентой, упрямо переброшенной через плечо. А ленты-то каждый день разные, как и ее настроение. Хотя, наверное, сейчас я это со злости. Иногда она меня восхищает. Не каждый мужик может похвастаться ее упорством и знаниями. А еще красива: ростом на палец ниже меня, плотная — кровь с молоком. Глаза большие, выразительные, да и в отличие от большинства барышень, эта же, не смущаясь, одевалась в штаны и сапоги на мужской манер. Сила в ней чувствовалась… Но ее пышный бюст, усыпанный рюшей и каменьями, четкая талия, переходящая в плавные очертания низа, не позволяли воспринимать ее наравне со студентами мужского полу.

Взгляд каждый раз цеплялся за неподобающие места, смущая и вырывая из нутра бурю возмущений ее дерзостью в одежде.

Она перекинула русую косу на другое плечо одним движением головы, и решительно на меня посмотрела.

— Настоятельно прошу вас, все же оставить комнату. — Снова за свое!

— Вы очень находчивы, милостивая государыня. Давить на честь и благородство, прибыв позже назначенного срока… Выдвигать требования только потому, что вам самовольно вздумалось приехать сюда? Не находите это низким?

— Позвольте! Вы мужчина! Вам не составит труда расположиться с остальными.

(Без редактуры)

— Вы имеете ввиду в землянках? О, нет! Те, кто приехал до вас, вместе со мной и там поселился, — уже имели честь быть покусанными земляными блохами! Разрешите предложить Вам, барышня, лично осчастливить одно из этих жилищ, если считаете их приемлемыми для того, чтобы отправлять туда вашего покорного слугу. — Съязвил я не удержавшись. Она сейчас так яростно дышала, что казалось вот-вот, эти мелкие многочисленные пуговички, идущие вниз от глухого воротника- стойки через до предела обтянутую тканью грудь, не выдержат и пулями разлетятся в стороны, при ее очередном глубоком, яростном вздохе. Я даже опасливо покосился на них.

— Да как вы смеете так смотреть на меня! Взбесилась пуще прежнего незваная гостья, претендующая на жилье, отвесив мне оплеуху.

7.5

— Что здесь происходит? — Вернулся в избу Никон Кузьмич, огласив нас громогласным окриком. Недовольно прожигает нас взглядом, как будто смотрит на пару растявкавшихся псов.

— Никон Кузьмич. Я не в силах разрешить ситуацию, в которую меня ставить сей благородный… Даже не знаю, какое, сударь, для вас слово станет уместным. — В меня стрельнули взглядом.

— Сударыня, постыдились бы. — Вдруг сказал Кузьмич. — Вы сюда для какой цели приехали? Жильем обжиться, али науку постигать? Вон берите простынь и делите горницу. Она большая, да и кровати в ней две, как я погляжу.

— Да как вы можете такое мне предлагать? — Взорвалась она. — Я благородная…

— Землянки все заняты. — На полуслове строго отрезал ее Кузьмич. — Еще пол слова, и оба, в конюшню на стог устраиваться пойдете, вместе с Тишкой и крысами.

— Мы как сговорившись кивнули, — это даже на поклон больше смахивало.

К больным, надеюсь еще не подходили? — Вдруг смягчился он.

— Зашла… Меня женщина попросила подсобить. Ей не сподручно было. Так я пока вещи не сгрузила, сбегала…

— Оно похвально конечно, самопожертвование. А знали ли вы что за болезнь? А кие средства защиты вы при этом использовали? Вдруг учительским тоном начал Кузьмич.

— Да какие? Я же только голову придержала да лекарства влила по-быстрому, потом за вещами и сюда.