Холокост и православная церковь

В Югославии традиционно проживало несколько десятков тысяч евреев, так, согласно результатам переписи 1931 г., их было 68 тысяч (0,5 % населения)[726]. До прихода нацистов к власти в Германии в 1933 г. антисемитизм в этой стране не был силен. В целом для сербского народа и православного духовенства было характерно традиционное семитофильство[727]. Антиеврейские настроения выражали в основном немногочисленные в 1920-х — начале 1930-х годов группы хорватских усташей — фашистов и небольшая организация сербских националистов «Збор» под руководством Димитрия Льотича. Когда нацисты приступили к систематическим преследованиям германских евреев, антисемитизм в Югославии усилился. Однако подавляющее большинство населения страны и королевская династия Карагеоргиевичей по-прежнему благожелательно относились к евреям.

Через год после начала Второй мировой войны, под давлением правительства Германии, в октябре 1940 г. в Югославии были приняты два антиеврейских закона. Первый оговаривал процентную норму евреев, допущенных к приему в средние школы и университеты; второй запрещал евреям продавать и покупать некоторые виды продуктов. Широкие круги сербского населения, в том числе интеллигенция, категорически возражали против этих законов, но безрезультатно.

При этом отдельные представители Сербской Православной Церкви выражали антисемитские взгляды. Среди них прежде всего следует назвать Патриарха Варнаву (Росича)[728], который, как и русские эмигранты в его окружении, считал коммунистов еврейским орудием. Выступая в июле 1936 г. на погребении Первоиерарха Русской Православной Церкви за границей митрополита Антония (Храповицкого), Патриарх Варнава заявил: «Это ложь, что Советская Россия думает о других славянах. Мы должны совместно работать, чтобы освободиться от евреев и их тирании». В этой связи немецкое посольство в Белграде 16 августа 1936 г. с удовлетворением сообщало своему МИДу, что подобные высказывания Патриарха отвечают «его общей антибольшевистской и убежденной антисемитской точке зрения»[729].

Внутри страны Патриарх Варнава, выступая за единство «югославского народа», проявлял толерантность к другим конфессиям, в том числе к иудеям. На его официальные выступления во время поездок по стране постоянно приглашали неправославных, правда, католики эти призывы, как правило, игнорировали, в отличие от мусульман и иудеев[730].

Свои симпатии к национал-социалистскому пути развития Патриарх публично выразил в конце 1936 г. в выступлении перед архиереями Русской Православной Церкви за границей: «Долгие годы я был совершенно одинок в борьбе с опасностью. Мир закрывал глаза на коммунистическую угрозу и наивно думал, что эта ужасная зараза не будет распространяться дальше. Но сейчас я не одинок в борьбе. Германия предоставила власть своему вождю — Гитлеру, который борется против этой опасности и спасает от нее свою родину. Он дает пример того, как надо бороться за свой народ и свое государство»[731]. Согласно сообщению выходившей в Словакии «Немецкой газеты», в декабре 1936 г. Первосвятитель Сербской Церкви даже говорил о «коммунистических и интернациональных евреях», от которых должна быть освобождена «национальная Россия»[732].

В целом в 1936 г. в церковной прессе Югославии проявился определенный интерес к идеям национал-социализма. Так, например, официальный печатный орган Сербской Патриархии журнал «Гласник» в № 10/11 в обзоре прессы ссылался на германскую нацистскую газету «Volkischer Beobachter» и ее тезис о «еврейском большевизме»[733], а в № 20/21 «Гласника» за тот же год была перепечатана публикация из русской фашистской газеты «Наш путь»[734]. При этом антисемитские высказывания Патриарха в церковной прессе не печатались.

Между тем национал-социалистическое «Германское информационное бюро» в конце 1936 г. направило своих корреспондентов к сербскому Первосвятителю. В разговоре с ними Патриарх Варнава, если верить публикациям в немецких газетах, с увлечением говорил об Адольфе Гитлере: «Вождь великого немецкого народа ведет борьбу, которая служит благу всего человечества». Однако Первосвятитель был убежден, что борьба Гитлера против большевизма должна руководствоваться чисто идейными мотивами и не преследовать имперских целей[735].