Холокост и православная церковь

В послевоенных воспоминаниях в то время уже архиепископ Сан-Францисский Иоанн о своей позиции в связи с преследованиями евреев, к сожалению, писал немного и скромно: «Сколько людей оказывало по деревням и городам бескорыстную помощь несчастным людям… Как сейчас вижу одну глухую, средних лет, еврейку с аппаратом на ухе, странствующую из дома в дом. Ей давали приют христиане. Это было одно из ужасных апокалиптических видений тех лет — люди с желтой звездой Давида, обреченные на заклание. Вспоминаю совершенный мною тайный постриг над одной еврейкой-христианкой, моей духовной дочерью, рабой Божьей Елизаветой, получившей вызов из гестапо. В значении этого вызова мы не сомневались. Благословляя ее на мученичество, я дал ей новое имя, Михаилы, в честь архангела Михаила, вождя еврейского народа… Конечно, как и всем, пришлось мне в те дни в гестапо подтверждать документами свое “арийское происхождение” и говорить о своих убеждениях и о вере Церкви… Однажды следователь, допрашивавший меня, зная, что я принимаю в лоно Церкви всякого человека, без различия расы, спросил меня: “Ну а если бы Литвинов[153] захотел креститься (Литвинов в те годы был в Германии персонификацией того, что называлось “иудобольшевизмом”) — вы бы его тоже крестили?” — “Конечно, — ответил я, — если бы Литвинов покаялся и захотел жить во Христе, Церковь приняла бы его наравне со всеми”»[154].

В июле 1938 г. гестапо впервые поставило вопрос о высылке архимандрита Иоанна из страны. В соответствующем письме в Рейхсминистерство церковных дел от 27 июля подчеркивалось: «Иоанн особенно в последнее время снова вносит беспокойство в среду здешней русской эмиграции своими подчеркнуто дружественными евреям проповедями и высказываниями и сознательно пытается помешать усилиям антибольшевистски настроенных групп эмигрантов… Вследствие своей дружеской расположенности к евреям он уже много лет подвергается резкой критике национально-мыслящих русских эмигрантов». В целом же гестапо рассматривало отца Иоанна как «яркого представителя враждебного Германии и масонского церковного направления парижского епископа Евлогия»[155].

Министерство церковных дел исходило из своих собственных планов проведения унификации русской православной общины в Германии и включения евлогианских приходов по возможности мирными средствами в Берлинскую и Германскую епархию Русской Православной Церкви за границей. Поэтому оно предложило гестапо «наблюдать за развитием дела Шаховского», не прибегая к высылке. Неудачей закончилась и попытка гестапо второй раз поставить вопрос об удалении из страны архимандрита Иоанна и других евлогианских священников в июле 1939 г. Высылке помешало заключение 3 ноября 1939 г. компромиссного соглашения, по которому евлогианские приходы должны были войти в епархию Берлинскую и Германскую, но признавалась и их принадлежность к юрисдикции митрополита Евлогия. Однако и в дальнейшем архимандрит Иоанн подвергался различным преследованиям. В 1941 г. было запрещено издание его миссионерского журнала «За Церковь», в январе 1943 г. гестапо произвело обыск на квартире и книжном складе архимандрита. Бумаги и письма отца Иоанна оказались конфискованы, а сам он после многочасового допроса был вынужден дать подписку о невыезде из Берлина[156].

Особенно активно проявило свою позицию по отношению к Холокосту евлогианское духовенство в оккупированной нацистами Франции. Близкие к митрополиту Евлогию люди так характеризовали его настроение в дни оккупации Парижа: «В эти дни Владыка сумрачен, озабочен и печален. Когда говорим о том, что кругом творится, он морщится и начинает волноваться: “Насильники, насильники… и что они с евреями делают!” А в одном из своих писем 26 октября 1944 г. митрополит писал: “…будучи убежденным националистом, т. е. верным и преданным сыном своего народа, я, конечно, совершенно отвергаю тот звериный национализм, который проявляют теперь немцы по отношению к евреям, равно, как будучи православным, я чужд религиозного фанатизма… Выше всего чту свободу во Христе”»[157].

Позицию Владыки разделяли почти все представители евлогианского духовенства. Особенно хорошо известен подвиг монахини Марии (Скобцовой, Кузьминой-Караваевой). Ее имя увековечено мемориальным деревом, посаженным в аллее «Праведников народов мира» при иерусалимском Мемориальном центре памяти жертв Шоа (Холокоста) и институте Яд Вашем в Израиле.